Я поднимаю подбородок, чтобы посмотреть на него, и нахожу глаза прекрасной, тоскливой души. Интересно, видит ли он такую же боль в моих. Его хватка на моей пояснице крепнет, но Лэнстон не двигается, просто смотрит на меня. Ждет. Наблюдает. Изголодавшись за мной.
По рукам пробегают мурашки. Тысяча причин, почему я не должна целовать его снова, проносятся в моей голове, но одна отдельная мысль звучит намного, гораздо громче.
Обними меня, поцелуй меня.
Люби меня.
Наши челюсти сжимаются одновременно, и когда я протягиваю обе руки, чтобы обхватить его лицо, он прижимается ко мне в роковых объятиях. Целует меня жестко, а не мягко и ласкающе, как это было раньше, но неожиданность лишь усиливает наслаждение, разливающееся по моей плоти. Наши сердца отчаянно стремятся друг к другу, болят и сражаются под беспокойную мелодию плотского желания.
Мы отрываемся друг от друга, моргая в оцепенении, прежде чем осознаем, что все еще под водой. Я первой выныряю на поверхность, осторожно отталкиваясь от его груди, а он вслед за мной.
Как только наши головы оказываются на поверхности, снова соединяемся. Наши губы сталкиваются, на этот раз жестче. Я чувствую запах его угольных карандашей, кофе и страниц, когда провожу пальцами по мокрым волосам.
— Офелия, — шепчет он мое имя, затаив дыхание. Это звучит так вяло и хрипло, что у меня внутри все сжимается. Все мысли теперь далеки. Он украл их, как только коснулся меня.
— Да? – Я дышу ему в губы.
Лэнстон прижимается своим лбом к моему. Наши конечности сплетаются, когда мы качаемся в воде, ритмично двигаясь вместе с волнами. Он двигает челюстью, играя мышцами, обрамляющими кость.
— Я больше не могу скрывать тьму в своем взгляде. То, что я хочу сделать с тобой, невозможно описать словами.
Мои щеки горят, но я шепчу:
— Что ты хочешь сделать?
Он задумчиво хмурит брови, уголки его рта поднимаются в озорной улыбке.
— Хочешь, чтобы я тебе рассказал, или лучше показать? — Его руки скользят по моим ребрам, отчего по коже пробегают муравьи.
— Покажи мне, – мягко говорю я ему в губы.
Наши лбы остаются прижатыми друг к другу, а взгляд не отрывается. У Лэнстона больно все. Его ум, его тело, его сердце. Он поднимает мою руку с океана и прижимает к тыльной стороне поцелуй, соленый и холодный, прежде чем шепчет:
— Давай вернемся на лодку.
Глава 24
Лэнстон
Офелия.
Ее тело падает на простыни. Наша кожа высохла, как только мы вернулись на лодку, и я рад этому. Соль исчезла из ее кожи, холод от пробравшего до костей океана прошёл. Она открывается мне, расслабляясь и дразня. Ее плоть тепла, когда я провожу пальцами по телу, мягко обводя каждый нежный изгиб и впадину.
Кажется, слова ускользают от нас обоих, и я думаю, что это к лучшему – мы достаточно талантливы в том, чтобы отказывать друг другу в такие моменты, как этот.
Целую ее в ключицу, потом в область груди. Офелия изгибается подо мной, стремясь к стимуляции. Улыбка расплывается на моих губах, я наклоняю рот к ее соску. Нежно глажу его языком, разминая ладонью другую грудь. Она скулит подо мной, из моего горла вырывается стон, которого я никогда не испытывал – такой инстинктивный голод, что я боюсь раствориться в нем, в ней. Провожу кончиками зубов по ее соскам. Она резко вдыхает и крепче сжимает мои плечи, пока я дразню ее. Скольжу рукой по ее животу и спускаюсь ниже, быстро нахожу ее клитор и поглаживаю его длинными, тяжелыми движениями большого пальца.
Она выгибает спину, прижимаясь своим животом к моему, меня пронзает волна желания. Отрываю губы от ее груди и приподнимаю на нее взгляд. Офелия смотрит на меня из-под полуопущенных век, опьянев от удовольствия и желания, что кипит между нами.
— Не влюбляйся в меня, Лэнстон. – В ее тоне звучит раскаяние. Офелия снова резко вдыхает, когда я погружаю в нее два пальца. Потом, голосом, полным сладострастия, говорит: — Обещай мне.
Такое нелегко пообещать. Мы не можем выбирать, в кого влюбляться. Это было бы слишком просто, если бы это было так. И мне уже тяжело расставаться с ней. Год, который мы провели, тоскуя друг за другом, не прошел зря. Наши души привязаны друг к другу и связаны между собой, безнадежно запутаны всеми богами в древних преданиях. Они болеют за нас; что-то в этом есть. Я чувствую это до глубины души.
Я смотрю ей в глаза и шепчу: