Я прижимаюсь губами к ее губам. Целую ее так, будто она единственный человек во всем мире. Единственная душа, которая ходит по той же земле, что и я. Сломана душа. Блуждающий дух. Грустная, потерянная вещь. Теперь найдена.
Офелия позволяет голове расслабиться, целуя меня так же горячо, как и я ее. Как будто каждое прикосновение наших языков и губ может стать последним. Она вздыхает с желанием, проводя рукой по моей груди.
Мы падаем вместе. Одеяло и песок поглощают нас целиком, когда наши миры сталкиваются.
— Офелия, – произношу я ее имя так, будто шепчу молитву богини.
Она обнимает меня, длинные волосы очерчивают ее легкие черты лица. Ее глаза закрыты темными ресницами, рот открывается, чтобы сказать что-то в ответ, прежде чем она замирает. Офелия поднимает глаза, чтобы посмотреть на что-нибудь по направлению ко входу на пляж. Выражение ее лица исполнено ужаса, и я вижу, как все ее тело напрягается от страха.
Ужас вкрадывается внутрь меня, взволновая кровь. Я возвращаюсь, чтобы посмотреть туда же, куда и она, и вижу, как тьма движется по краю парковки к нам.
Нет. Как им удалось найти нас?
— Офелия, беги к океану! — Я поспешно тянусь к ее запястью, но она смотрит на меня со страдальческим хмурым взглядом. Тогда я понимаю, что она планирует сделать какую-нибудь глупость. — Офелия!
Она смотрит на меня ласковым взглядом. Так смотрят только тогда, когда запоминают черты твоего лица или то, как ты смотришь на них с обожанием в последний раз.
— Я люблю тебя, дорогой.
Ее слова скорбны – это невыразимое прощание.
Потом она бросается через пляж так быстро, что я не успеваю даже подумать, как за ней гонится темное облако шуршащего тумана. Что-то похожее на руку, окутанную тенью, выныривает и ударяет меня. Ударяет так сильно, что мир рассыпается вокруг меня, как лепестки и дождь. Медленно, ужасно – мои глаза закрываются и все останавливается.
Моя роза. Пожалуйста, пожалуйста, не уходи.
Только не без меня.
Глава 31
Лэнстон
— Лэнстон, дорогой. Время в школу. — Моя мама позвала из гостиной нашего маленького, скудного дома. Это был первый день моего предпоследнего года в старшей школе.
Я прихватил свою тайную заначку художественных кистей, угольных карандашей и тетрадей для рисования, которые тайком купил летом. Рисковать было опасно, зная, как отец презирал мое влечение к художественным вещам. Но он уже должен спать. Ночная смена всегда истощает его задолго до рассвета.
Мама осторожно постучала в мою дверь и заглянула.
— Ты уже готов? – ласково спросила она. Я кивнул. С облегчением, что наконец-то могу вернуться в школу после долгого лета, проведенного дома. Школа была единственным местом, где я мог убежать от этой жизни, исполненной постоянного страха и неуверенности.
Моя улыбка была недолгой, поскольку мой отец зловеще маячил позади мамы. Ее улыбка была слабой и притворной. Я бы почувствовал себя преданным, но это был не первый раз, когда она улыбалась, пока он загонял меня в угол.
— Доброе утро, сэр, – сказал я, опустив глаза, чтобы не попасть под его холодный взгляд.
— Лэнстон, какое последнее занятие в твоем расписании? – Он поднял составленный лист бумаги со списком моих занятий. Мое сердце упало. Я знал, что он говорил об уроке рисования. Наверное, расписание было отправлено по почте. — Ну? – допытывался он.
Я пытался придумать что-нибудь, что могло бы снять с меня вину, даже если это факультатив, на который я целенаправленно записался.
— Каждый должен посещать уроки рисования. – Я солгал.
Его хмурый вид усилился, но на этом все и кончилось.
Моя мама приклеила к лицу свою фальшивую улыбку, когда подвозила меня в школу.
Дыхание облегчения вырвалось из моих легких, когда я вышел на поляну перед школой. Цементные ступени вели к зданию, и многие ученики толпились группами со своими друзьями. Я натянул рукава свитера на ладони, пряча шрамы лета.
В этом году я хотел бы жить. Я дал себе маленькое обещание.
День прошел быстро. Новые и старые лица, домашнее задание. Люди были дружелюбны, и это было то, чего мне очень не хватало.