– Машкерад, значит.
– Вот-вот. Ты же небось видал партизан-то?
– Как же, – совсем весело согласился дед, – в прошлом годе заходили, вот от села одни головешки остались. И людев не обошли увагой, царство им небесное.
Капитан Сад посмотрел на Алексея Иннокентьевича. Но тот не спешил идти на помощь. Он едва удерживался от соблазна свалиться на скамью, однако не хотел выявлять перед капитаном свою слабость.
– Понятно, – пробормотал капитан Сад. – А фрицы близко?
– Это которые? – деловито осведомился дед.
– Фашисты. Германец.
– А-а, германец. – Дед помедлил и вдруг уверенно зачастил: – Не знаю, ездют кой-когда моторами.
– Часто ездят?
– Не считал.
– А тебя они не трогают?
– Меня никто на трогает. Я человек нужный. За мостком хожу. Видел мосток-то? Всем сподручный, а мне пенсион за хлопоты выходит.
Капитан понял, что иронию деда ничем не прошибешь.
Тут было что-то не чисто, далеко не так просто, каким казалось на первый взгляд. Но понять с налету не удалось, а разбираться времени не было. Капитан подавил злость и лишь слегка отвел душу.
– Неплохо ты устроился, отец, – сказал он.
– Хвала господу, не жалуюсь.
Они вышли во двор.
Крыльца у хаты не было, только порожек. Но рядом удобная завалинка. Алексей Иннокентьевич почувствовал, что сейчас будет команда продолжать движение. А идти он не сможет. Где-нибудь сразу за мостом свалится в обморок – стыда не оберешься…
Неторопливо, словно это ему и не к спеху, и не обязательно, а так только, профилактика, он сел на завалинку, стянул оба сапога, стянул портянки… Пальцы ног и ступни зарылись в горячую пыль, он прислонился спиною к шершавой известковой стене, закрыл глаза и даже застонал от наслаждения. Так он сидел какое-то время, пока не осознал, что капитан все еще стоит рядом.
– Это не партизаны, Володя, – неторопливо и не открывая глаз сказал Алексей Иннокентьевич. – Это фон Хальдорф.
– Я так и понял.
– Он расчищал место, делал мертвую зону. Но он не любит оставлять следов… прирожденный провокатор. И вот здесь тоже напустил переодетую банду.
– У меня уже были такие случаи, – сказал капитан Сад.
– Вы уже много знаете, Володя. Для своих лет очень много. Я даже боюсь сказать, хорошо ли это.
– Мы можем встретить здесь партизан?
– Нет.
– Это точно?
– Абсолютно. Их давно уже здесь нет. Год, как нет.
– Так даже лучше. Не люблю сюрпризов. – Капитан Сад еле слышно засмеялся. – Но дед каков! Бодливый. Представляю, за кого он нас принял!
– Он мне не понравился, Володя.
– Разве я говорю, что он понравился мне? Он держался так, словно мы с ним из одного сундука довольствие получаем. Но все равно не доверял.
– Это все война. – Алексей Иннокентьевич чуть потянулся. Какое наслаждение! слов нет. – Если б она только убивала… Когда убивают, Володя, это, может быть, еще не самое худшее. Но она развращает. Она плодит духовных калек. Циников… Она приучает людей никому не верить. Никому! Ни одному человеку! – и хуже я ничего не могу представить.
Малахов открыл глаза.
Капитан Сад наклонился к нему.
– Вы уже можете идти?
Малахов чуть замешкался с ответом – и пропустил еще один удар (а капитан Сад и не подозревал, как он делает больно; он проявлял искреннюю заботу, но ведь давно известно, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями).
– Осталось совсем немного, Алексей Иннокентьевич.
Малахов выпрямился.
– Да-да, конечно… Я вас не задержу.
Дорога через мост была хорошо накатана, но людских следов было мало. Норик Мхитарян сказал, что колеи накатаны немецкими армейскими телегами; это видно по ширине колеи; ничего конкретней назвать он был не в силах, потому что сегодня здесь промчался в сторону замка на хорошей скорости бронированный вездеход, и если до него на дороге можно было что-нибудь прочесть, то сейчас это было исключено – все присыпала тончайшая многодневная пыль.
Капитан Сад запретил разведчикам выходить на дорогу, и они потянулись по расчищенной от кустарника обочине. Впереди и сзади – метрах в двухстах – шли дозоры.
Вскоре перед ними открылась большая поляна; рисковать не стоило, и они сделали крюк – обошли ее вдоль самой кромки леса. Но едва снова выбрались к дороге, лес опять отступил, и они увидели часовню. Она стояла на открытом месте, дальше был заливной луг, огромный – до самых холмов на горизонте; и по нему изредка – всего несколько штук – дубы. А в конце луга был замок. Солнце уже выбрало ложбинку между холмами, и тени вытягивались на десятки метров, сливались одна с другой – готовились к своему недолгому торжеству.
– Жаль, – сказал капитан Сад. – А я рассчитывал опереться на эту часовню. Готовый дот. Держать в ней круговую оборону было бы даже приятно. Однако это западня.
В полутораста метрах от дороги, в лесу, они нашли маленькую полянку. Ее перегораживал ствол упавшего бука. Дерево было не старое, почти без следов тления; буря свалила его не дальше, чем год назад: с вывернутого корневища непогода смыла еще не всю землю, и на дне ямы коричневая глина была почти не тронута травой.