Ди перевела взгляд с меня на Джеймса и с усилием моргнула:
— Ах да, прости. Я не выспалась.
Чудесный голос; наверное, она неплохо поет. Я прекратила притворяться, что завязываю шнурки, и не спеша направилась к фонтану, чтобы укрыться в воде. За моей спиной Джеймс что-то сказал Ди, и она рассмеялась с ощутимым облегчением, как будто давно не слышала ничего смешного и теперь была рада узнать, что юмор до сих пор существует.
Я улеглась в фонтане — когда я невидима, я не мокну — и сквозь рябь посмотрела в темнеющее небо. В воде я чувствовала себя в безопасности, совершенно незаметной, полностью защищенной.
Ди и Джеймс подошли к краю фонтана с сатиром и стали прямо надо мной, рядом, но не касаясь друг друга, разделенные невидимым барьером, который возник между ними до моего появления. Джеймс все время шутил, одну за другой выдавал бессмысленные забавные фразы, смешил Ди, чтобы не нужно было разговаривать. Из его страданий вышла бы потрясающая песня. Нужно найти способ заставить его принять сделку.
Они смотрели на сатира, который улыбался им в ответ, вечно танцуя на крошечном дубовом листке посреди воды.
— Я слышала, как ты занимался, — сказала Ди.
— И была потрясена мощью моего таланта?
— Знаешь, по-моему, ты стал играть еще лучше. Я думала, что это невозможно.
— Вполне возможно. Мир — странное и удивительное место.
Из-под воды мне было проще читать мысли Джеймса. У него в голове возникал вопрос, обращенный к самому себе: «Как ты, держишься?»
— Ночи стали холоднее, — сказал он.
— У нас комната прямо ледяная! — с энтузиазмом подтвердила Ди, обрадованная возможностью говорить о пустяках. — Когда уже включат отопление?
— Ну пожалуй, хорошо, что до сих пор не включили — с отоплением днем в комнатах было бы как в духовке.
— Верно. Дни еще жаркие. Наверное, все из-за гор.
Я заметила, как Джеймс подбирает слова, чтобы сказать первую искреннюю фразу за весь разговор.
— Горы прекрасны, правда? Когда я смотрю на них, мне почему-то становится грустно.
Ди не ответила. Как будто если он не шутит, то и слушать не обязательно.
— Странный фонтан, — сказала она, опустив руку в воду рядом с моими ногами, — почему он смеется?
Джеймс потянулся и похлопал сатира по заднице:
— Потому что голый.
— Хорошо, что он стоит перед вашим корпусом. Он ужасен.
— Если хочешь, я его изуродую в твою честь, — предложил Джеймс.
Ди рассмеялась, Сквозь ее смех я почти слышала, как она поет.
— Ладно, мне пора. Не стоит зря попадаться на глаза той безумной училке.
Джеймс потянулся к ней, словно хотел взять ее за руку, или забрать рюкзак, или просто прикоснуться, и сказал:
— Я тебя провожу.
— Не нужно. Я пробегусь. Увидимся завтра?
Его плечи устало поникли, он сунул руку в карман и подтвердил:
— Конечно.
Ди улыбнулась и побежала к женскому общежитию, рюкзак подпрыгивал за ее спиной. Джеймс еще долго стоял у фонтана, полузакрыв глаза, такой же неподвижный, как изваяние сатира. Его короткие темно-рыжие волосы в закатном солнце выглядели еще рыжее. Я лежала в воде и ждала.
Тянулись минуты, за деревьями медленно догорало солнце, а я смотрела на золотое сияние внутри Джеймса, обещавшее творческое величие. Почему он отказался? И неужели я не могу выбросить его из головы только потому, что он сказал «нет»? Я в состоянии дать ему невозможное. Он в состоянии согреть меня, разбудить, оживить.
Я знаю, что делать. Я навею ему сон. Покажу ему малую часть того, на что я способна, и в следующую встречу он не сможет отказаться.
Джеймс вздрогнул и склонил голову, прислушиваясь, как тогда, когда он ощутил мое присутствие, только в этот раз он почувствовал кого-то еще.
Король Терновника. Среди холмов разливалась музыка, сопровождавшая его путь. Звук был еле слышен; я моргнула и обнаружила, что Джеймс исчез. Я выбралась из воды, распространяя вокруг медленные волны, и увидела, как смутная фигура в темноте — Джеймс — бежит со всех ног, как будто от скорости зависит его жизнь. Бежит навстречу оленерогому королю и неторопливой песне мертвых. Кто так бежит навстречу смерти?
Джеймс давно вернулся в свою комнату, когда я тоже направилась в холмы. Только меня интересовала не музыка короля. Меня тянуло к музыке фей — похоже, они устроили где-то здесь танцы.
Я никогда не любила танцевать. За всю историю мира не было ничего более чуждого мне, чем пляски фей внутри ведьминых колец. Сегодняшние танцы на самом большом холме за школой — не исключение, но их здесь было раз в десять больше, чем я когда-либо видела. Кроме меня, никто из фей не в состоянии прикасаться к железу и даже находиться рядом с ним, поэтому они прячутся под холмами и в глуши. Как бы нас ни соблазняла музыка Торнкинг-Эш, невидимое железо в остове школы и блестящие машины на парковках отгоняют всех представителей волшебного народа.