Также не стоило забывать о проходившем по уровню ватерлинии бронепоясе. Пусть не полный, пусть из устаревший на пару поколений брони, он все-таки имелся, и это было лучше, чем ничего. И что тоже являлось немаловажным фактором — этот старый корабль было попросту не жалко потерять, пойди все задуманное вкривь и вкось. Во всяком случае, не так жалко, как один из новых бронепалубников. И то же самое можно было сказать о его командире. Капитан 1-го ранга Руднев являлся отличным командиром мирного времени. Не самым лучшим, но и далеко не худшим. К тому же, в тот раз он не спустил флаг. Но и не предпринял действительно активных действий направленных на спасение вверенного ему корабля. В общем, офицером он был признан хорошим, но не способным на столь потребные в военное время решительные самостоятельные ходы, а потому оказался отнесен к списку не сильно сберегаемых кадров, как бы бесчеловечно это ни звучало.
Справедливости ради можно было сказать, что подобных ему офицеров и адмиралов в Российском Императорском Флоте имелось в избытке. К сожалению, сама система отбора и воспитания кадров оказалась направлена на выпестовывание именно такого типа людей. И сломать ее в одночасье не представлялось возможным, как и подготовить замену из тех, кто имел воинскую жилку. Потому к началу войны, во избежание ненужных внутренних конфликтов, приходилось очень аккуратно подводить людей к тем командным должностям, на которых они могли раскрыть себя во всей красе или хотя бы не так сильно напортачить, как могли бы.
Когда-то давно и сам Лушков был ничуть не лучше. Лишь события, последовавшие за гибелью «Русалки», создали из него по-настоящему боевого офицера. Офицера, что многие годы готовился к противостоянию с достойным противником и сейчас, вместо того, чтобы стоять на мостике своего корабля, вынужден был сделать все возможное, чтобы отправить на смерть сотни русских моряков, оставаясь при этом в безопасности. Протопопов строго-настрого запретил ему проситься на борт крейсера, когда тот выйдет навстречу противнику. Потому оставалось ограничиться лишь передачей пароля, да удостовериться, что Руднев вскроет нужный пакет, уже давно хранившийся в капитанском сейфе.
Итогом весьма продолжительной беседы стало то, что Николай Михайлович ныне наблюдал с борта изрядно задержавшегося в порту китобоя. В 15:40 канонерская лодка «Кореец» полностью выбрала якорь и, дав малый ход, начала потихоньку выползать с рейда порта Чемульпо, отправляясь в путь, завершить который, ей уже было не суждено. О чем, правда, на борту канонерки в этот момент знали лишь четыре человека — командир, старший помощник, артиллерийский и минный офицеры. Все они днем ранее были вызваны на борт «Памяти Азова», где, под роспись о неразглашении, ознакомились с содержимым секретного пакета. Война! То, чем пахло в воздухе вот уже многие месяцы, все же случилось — Япония без какого-либо предупреждения начала военные действия против России, по словам Лушкова захватив к данному моменту, как минимум, один пароход под русским флагом. Но куда более интересной и одновременно страшной новостью стало приближение к Чемульпо целого отряда японских крейсеров, сопровождающих авангард сил вторжения. Крейсеров, чьей задачей, помимо прикрытия десанта, являлось склонение к сдаче, либо уничтожение российских кораблей. Именно на соединение с этим отрядом минувшей ночью ушел японский стационер, дабы добавить свои орудия в бортовой залп. И этот самый залп первой должна была прочувствовать на своей стальной шкуре мореходная канонерская лодка.
От одной мысли, что командование уже давно списало их, намереваясь специально подставить под огонь целой эскадры, превосходящей даже ту, что когда-то разгромила Бэйянский флот, непроизвольно сжимались кулаки, а на лицах начинали ходить желваки. Но это был приказ. Приказ, который следовало, либо выполнить с честью и с большей долей вероятности погибнуть, либо проигнорировать, тем самым сохраняя собственные жизни, платой за что, несомненно, было бы все, чего офицеры добились за года службы.