— Лучше не трогать! — сурово говорит он. — «Хыа бинь Америка» часто сбрасывают разную пакость, с виду совсем невинную. В том числе мины-сюрпризы или передатчики, наводящие самолеты на определенную цель…
Добираемся до места. Глубокие котлованы, из которых торчат стволы орудий. Запах костра, прикрытого маскирующим навесом, чтобы дым не был заметен сверху. Солдаты только что закончили обед. Дежурный сержант командует сбор. Бойцы ловко и быстро становятся в строй. Громко приветствуют гостей. Им известно, что я уже в третий раз посещаю Лаос, что была на других фронтах Индокитая, что я из страны «Полой» — из страны, которая тоже испытала страшную войну.
Эта зенитная часть имеет уже свою историю и свои традиции. Двенадцать ее бойцов награждены медалью «Итсала» — «Медалью Свободы», одиннадцать — другими знаками отличия, 86 бойцов могут похвалиться почетными грамотами Главного командования и ЦК ПФЛ. Большинство солдат участвует в популярной среди лаосских сил Освобождения кампании трех «хорошо». Это означает: отважно сражаться, отлично работать, хорошо проводить культурно-пропагандистскую работу среди населения. Все бойцы занимаются выращиванием риса и овощей, чтобы пополнить армейский рацион и хоть немного облегчить работу транспорта и службы снабжения ПФЛ.
Я расспрашиваю солдат о наиболее памятных им моментах, о самых тяжелых боях, запечатлевшихся в их памяти. Один из них рассказывает об атаке «хыа бинь Америка» 23 декабря 1969 года. Спрашиваю: почему памятен именно этот день, разве после не было таких же?
— Были. Но хотя прошло больше года, этот день не забуду до самой смерти… В то утро небо было чистым, ярко светило солнце. Правда, позже прошел дождь, но он был недолгим и не испортил погоды. Часов около трех дня прилетели две машины Ф-4С. Они провели разведку и сбросили на наши позиции дымовые ракеты. Это был сигнал, предвещающий скорый бой. Действительно: через некоторое время появилось пять самолетов типа Ф-105. Но все наши артиллеристы уже находились на позициях и зорко следили за маневрами воздушных пиратов. Мы отвечали врагу огнем и старались не упустить момент, когда можно будет нанести сокрушительный удар. Вскоре мы сбили одни Ф-4С, но американцы не захотели отступить и продолжали беспрерывно атаковывать нас еще часа три с лишним. Затем на наших глазах охватило огнем еще одну машину Ф-105. Мы видели, как летчик успел выброситься, как раскрылся его парашют, как резкий ветер стал относить его в сторону… Нет, нам не удалось захватить его — он опустился далеко от нас, в районе, где тогда действовали крупные группировки «коммандос». Зато сама машина свалилась рядом, превратившись в бесформенную груду металла…
— Откуда преимущественно стартуют американцы, атакующие ваши позиции?
— Из разных пунктов: с авианосцев Седьмого флота, с баз в Южном Вьетнаме, с аэродромов Таиланда…
— А во время того давнего налета вы понесли потери?
— Да. Четверо было ранено, но, пока у них хватало сил, они не хотели покидать поле боя. И лишь потом их, уже ослабевших от потери крови, отвели в ближайший госпиталь.
В беседу вступает еще один солдат:
— Это было семнадцатого марта семидесятого года. Наши вооруженные силы атаковали тогда занятый врагом район Пати. Пытаясь усилить свою оборону, враг бросил против нас значительные группы самолетов. Перед нами была поставлена задача: поддержать свою пехоту, помочь ей штурмовать объект. Мы заняли позиции в районе Н. Примерно с десяти пятнадцати утра и до семнадцати часов дня продолжался жестокий, упорный бой. В нем участвовало девяносто вражеских самолетов. Это были машины типа АД-5, Ф-105 и Ф-4Н… Да, забыл сказать, одновременно большая группа Ф-105 атаковала город Самнеа: враг пытался прежде всего разрушить мост на реке. Однако пираты не щадили и мирного населения — они хотели его запугать, выгнать с насиженных мест. Враг пытался парализовать движение на местных дорогах, чтобы затруднить доставку на фронт оружия, боеприпасов и продовольствия, а с фронта — вывоз раненых… Повторяю: день был солнечный, лишь к вечеру появилось несколько туч, по они не помешали врагу атаковать наши позиции. Самолеты сбросили на Самнеа и на нас много бомб тяжелого типа, до полутонны каждая, а кроме того, шариковые и большое количество зажигательных ракет. Враг маневрировал, пытаясь сбить нас с толку и отвлечь внимание от основных атакующих самолетов, но мы зорко следили и ждали удобного момента, чтобы открыть шквальный огонь всеми батареями. Едва «хыа бинь Америка» оказались в зоне нашего огня, мы сразу сбили пять машин. Одна из них, рассыпавшись еще в воздухе на куски, упала всего в пятистах метрах от нашей позиции. Пилот погиб…
Я с уважением смотрю на загорелые крестьянские лица. Руки этих людей привыкли к серпу, с которым они выходили на рисовое поле, или к охотничьему ружью. Но теперь надо уметь обращаться с современным, сложным оружием. Сначала им было очень трудно. И все же они научились! Бойцы быстро и ловко перемещают орудия на позиции, перетаскивают их по бездорожью и грязи джунглей. Знают, как надо маскировать пушки, как перехитрить врага, чтобы не дать ему сбросить бомбы на орудия. Кстати сказать, переносят они их… на собственных плечах!
Мы уходим, провожаемые давно знакомой мне, очень популярной здесь песней. Сейчас она обрела еще большую актуальность:
9
С трудом переводя дух, карабкаемся по крутому склону, с огромным усилием преодолевая нарастающую слабость. Опять в пути мы подверглись бомбежке, и надо было долго пережидать ее, укрывшись в ближайшем гроте. Теперь ясно, что в Н. мы придем с большим опозданием. Хорошо еще, что нам помогла дождливая погода и вражеские машины улетели. Правда, нам пришлось идти под проливным дождем, по раскисшей тропе.
Ржавые краски обширного болота. Мы бредем по нему, по колено погружаясь в жидкую грязь. Перелезаем через изгороди, которыми окружены небольшие участки земли, — защита огородов от хищных зверей. Наконец до нас доносятся негромкие голоса людей. Среди изломов горного склона прилепилось несколько хорошо замаскированных шалашей. Под скальным навесом закрытая на замок будка: это ларек.
— В такую пору он не работает, — поясняет Самбат.
Мы устали, промокли до нитки, забрызганы грязью. И все равно надо идти дальше, хотя пот струйками течет по спине. Снова камни, обломки скал, карабканье по раскачивающимся бамбуковым лестницам. Не поймешь, что лучше — подниматься в гору или спускаться вниз. Не хочу никому признаваться, но мне становится не по себе, как только подумаю об обратном пути!
Последний «этаж», еще одно усилие. Бамбуковые ступени пляшут под ногами, словно я иду по каким-то огромным клавишам.
Между мрачными скалами — узкая щель. Это здесь. Мы достигли цели нашего сегодняшнего марша — перед нами школа.
Входим в огромную пещеру. Своды ее слегка напоминают готический храм. Грубые скамейки и столы из бамбука стоят под сталактитами, нависшими над головами учеников. Обширное помещение внутри горы — мрачное, но сухое.
— Раньше мы жили на поверхности, в шалашах, — объясняет молодой учитель Онехау. — Но беспрестанные налеты заставили нас искать лучшее место (он употребил выражение, которое можно перевести как «лучшее укрытие»). Сюда мы перешли еще в шестьдесят восьмом году. Шаль, конечно, что покинули рощу, ведь там и солнце, и воздух, и зелень — детям легче было дышать… Но что поделаешь? Враг несет смерть и не считается с детьми…
В школе тридцать учеников, три учителя. Два класса. Школа «третьей ступени».
— Значит, это последние классы полной средней школы? — переспрашиваю я.