Поля, огороженные бамбуковыми жердями. Сделано это для защиты от лесного зверья, любящего полакомиться бататами и молодыми побегами риса. Несколько раз перелезаем через изгороди. Цель нашего сегодняшнего похода — кузница. С того времени, как я была здесь, изменилось многое. Разумеется, к лучшему. Сейчас эту кузницу можно смело назвать механической мастерской. Делают здесь кайла, мотыги, сохи, молотки, котлы, посуду. Средний возраст работающих — 22 года. Самую тяжелую бомбардировку кузница пережила еще три с половиной года назад — в 1967-м. Но «хыа бинь Америка» часто появляются тут и по сей день: бомбят, обстреливают из пулеметов…
Машины. Среди них вижу наши польские «перуны», выпускаемые заводом сварочных машин «Варшава». Подземные цехи, склады сырья, готовая продукция — все как полагается. Но меня прежде всего интересуют люди, в основном те, за плечами которых четверть века труда, войны и освободительной борьбы. Люди окружают меня тесным кругом, когда начинается общее собрание, созванное в одном из самых больших гротов. Кажется, это последнее собрание на моем пути…
Крестьянские лица, дружеские улыбки. Крепкие руки, одинаково ловко владеющие молотом и винтовкой. Сегодняшние рабочие, вчерашние крестьяне и солдаты (впрочем, разве они не остались солдатами?) вспоминают свое прошлое. Они говорят о нем простыми, суровыми словами, часто немного нескладно, но искренне и без рисовки.
В ходе этой беседы с рабочими я часто слышу знакомое слово «садет» — принц. Товарищ Мана, директор мастерской, спрашивает меня: видела ли я принца? Вместо ответа я вынимаю из целлофана фото Суфанувонга с его дарственной надписью. Все жадно тянутся к снимку. Из разговоров мне становится ясно, что «садет» для этих людей — очень знакомый, близкий человек. Мана говорит о нем без фамильярности, но с оттенком некоторой сентиментальности. Это меня интригует, я исподволь расспрашиваю директора. И вот что он мне рассказал:
— Я участвую в революционном движении уже двадцать пять лет, так же как и большинство тут присутствующих. Трижды я подвергался аресту, сидел в тюрьмах. Сначала, в сорок пятом, в Чампассаке, а через два года в Бангкоке — уже у таиландцев. В пятьдесят восьмом году арестовали «свои» — то есть вьентьянцы, которые были хуже чужих. В третий раз меня заперли в одиночку во Вьентьяне. Через два месяца там же оказался и принц Суфанувонг, а вместе с ним и другие руководители патриотического движения. Всем нам грозила смерть. Казалось, что опа просто неизбежна…
— Эта история мне знакома! — вмешиваюсь я.
— Да?.. Ну, принц, полковник Сингкапо, известный вам Сисана Сисан, — все хотели быть с нами, арестованными раньше их. В конце концов мы добились этого. Тюремщики сказали: «Все равно этим чертям один конец, пусть попоют сообща, интереснее будет!» А нам только того и надо было: в коллективе всегда легче и можно что-нибудь придумать… Особенно, когда с нами были такие люди, как принц и его соратники — образованные, умные, дальновидные. Ну, и мы, конечно, пригодились: ведь недаром у нас был немалый опыт борьбы… Полковник Сингкапо умел разговаривать с людьми, ох, и умел! — с восхищением подчеркивает мой собеседник. — Не зря он столько лет был учителем. Ну а наш принц мудр, очень мудр — умеет найти дорогу к сердцу человека… Словом, нам удалось бежать. А надо вам сказать, что к этому времени принц с товарищами просидели в тюрьме около десяти месяцев, а я — два года… Что было потом? Вы же знаете, как нас встретило население — общий, неописуемый восторг! А через несколько дней Сисана Сисан по радиостанции Патет Лао объявил народу, что принц и все руководители Патриотического фронта благополучно вырвались из лап врага, что они живы и находятся в освобожденных зонах, а также что принц вновь стал во главе всенародной борьбы…
Я записываю рассказ Маны, а сама думаю о том, что с того памятного дня прошло уже более 12 лет, но Лаос так и не познал мира: год 1971-й принес лаосскому народу еще более жестокую интервенцию Соединенных Штатов… Когда же конец? Очнется ли, спохватится ли «средний американец», поймет ли, в какую пропасть его завели?!
— Дорогая Моника! — говорит на прощание Мана. — Мы надеемся, что ты объективно расскажешь в Европе о нашей жизни и борьбе, о героизме наших людей и зверствах американских империалистов… Мы надеемся, что ты снова приедешь к нам, если и на этот раз не устрашили тебя «хыа бинь Америка». Ждем тебя!
Мне жаль расставаться с лаосскими друзьями, которые так сердечно принимали меня, делились со мной своими радостями и заботами, мечтами о будущем и тревогами нынешнего дня… Они остаются в кругу опасностей и таящейся на каждом шагу смерти. Увижу ли я их снова?.. Кто знает! Но я жажду новой встречи и буду всеми силами стараться приехать сюда еще раз…
А пока я должна тщательно упаковать все, что мне удалось собрать, — фото, записи, пленки, различные предметы, вещественные доказательства. Надо спешить: европейские читатели ждут правдивых сообщений о положении в Лаосе. Я обязана рассказать о войне, которая уже перестала быть «неведомым фронтом». О ней нужно говорить во весь голос, чтобы разоблачить жестокость и геноцид американской империалистической политики в Юго-Восточной Азии. Надо рассказать правду о небывалом героизме, стойкости и мужестве лаосского народа.
Эпилог
В 1971 году слово «Лаос» стало появляться в сообщениях печати и радио значительно чаще, чем в 1970-м. Явная и наглая, без всякого камуфляжа интервенция США ныне стала фактом. А факты — вещь упрямая. Королевство миллиона слонов — это уже третий наряду с Вьетнамом и Камбоджей фронт «грязной войны», которую Соединенные Штаты развязали на Индокитайском полуострове.
Но реальным фактом стала также и консолидация народов Индокитая, объединившихся перед лицом общего врага. Важным этапом этой консолидации явилась индокитайская конференция на высшем уровне, состоявшаяся 24–25 апреля 1970 года. Я хотела бы напомнить, что до этой конференции американцы уже создали военный союз: некую «ось» Вьентьян — Бангкок — Сайгон. Кроме того, они предприняли прямое вторжение в Камбоджу, но просчитались! После известного переворота, подготовленного реакционными кругами страны и осуществленного кликой Лон Нола — Сирик Матака, патриотические силы Камбоджи взялись за оружие. Во главе освободительного движения стал принц Нородом Сианук. Возник Объединенный национальный фронт Камбоджи, который поставил перед собой задачу: вернуть стране свободу и независимость, изгнать из нее интервентов — американских и южновьетнамских.
Таким образом, единство народов Индокитая в борьбе против общего врага стало непреложным фактом. Эта истина была подтверждена всеми событиями минувшего года. Больше того: она подтверждается каждым днем упорной и героической борьбы народов Вьетнама, Лаоса, Камбоджи.
Как известно, еще осенью 1969 года разгорелись жаркие бои за знаменитую Долину Кувшинов, которая до этого шесть лет находилась в руках сил Патет Лао. Войскам вьентьянского режима — в основном в результате «щедрой» поддержки американскими танками, самолетами, тяжелыми орудиями, напалмом и «специальными силами» — удалось тогда вытеснить отряды Патет Лао из Долины Кувшинов. Однако это была Пиррова победа: интервентам пришлось удирать из Долины Кувшинов и летом 1970 года она снова была занята патриотическими силами. Правда, бои были тяжелые: нередко случалось, что на территорию площадью всего в 30 квадратных километров ежедневно обрушивалось до трех тысяч бомб!
Незадолго до этих событий состоялась моя поездка по освобожденным зонам. Я до сих пор отлично помню, с каким напряженным вниманием слушали мы сообщения радио Каосан Патет Лао. Мы испытывали огромную радость, когда в транзисторах звучали названия городов и селений, в которые вступали отряды Патет Лао: Саравап, Аттопе… Помню также строгие предупреждения руководителей ПФЛ: не забывайте о том, что хотя наши успехи и бесспорны, но война продолжается и может наступить момент, когда враг бросит в бой новые, более многочисленные силы!
Это произошло весной 1971 года. То была пресловутая американская операция «Ламшон», подготовленная тщательно и скрытно, но и она не ошеломила патриотов.