В 12 километрах от Тхайбиня на берегу реки Тиен-хынг находится община Нгуенса, с которой мы и познакомимся поближе.
«Община» и «деревня» — с далеких времен эти два обозначения существуют параллельно. Иногда они полные синонимы, но чаще нет. Деревня во Вьетнаме, как и всюду в мире, это большая группа крестьянских жилищ, стоящих рядом друг с другом. Община же — социальное и административное понятие, и она может включать в себя несколько близлежащих деревень. Именно община веками была самостоятельной и замкнутой от внешнего мира ячейкой вьетнамского общества. Перед государством она выступала как единое целое и государство не вмешивалось в ее внутренние дела. Во Вьетнаме до сих пор бытует старая поговорка: «Императорские законы уступают обычаям деревни».
Почему — «община»? Потому что примерно до XVI века у всех ее обитателей была общая земля. Она не принадлежала никому и в то же время принадлежала всем. Община отвечала перед властями страны за воинскую и трудовую повинность, платила налоги. Каждый взрослый мужчина полноправно участвовал в решении внутренних проблем общины. Но вне ее он был никто.
После завоевания Вьетнамом независимости от китайских феодалов в X веке императорский двор, естественно, стремился укрепить свою власть над общиной. Правительство стало назначать своих чиновников в каждую деревню. Но они играли только роль посредников между общиной в целом и государством. Власть в общине по-прежнему принадлежала выборному совету старейшин. С XV века выборный глава общины заменил назначаемого императорским двором чиновника.
Историки разных времен написали многочисленные труды о дворцовых коллизиях, войнах, крупных общественных работах, но чаще всего не заглядывали в самоуправляемый мирок, спрятанный за зеленой стеной бамбука.
Не будем вдаваться в нюансы отношений между людьми в старой общине. Скажу только, что они представляли собой сложнейшую сеть связей, закрепленных неписаными законами. Человек в условиях этой «сельской демократии» был далеко не свободен в своих поступках. Он нес определенные обязанности перец каждой организацией, членом которой состоял. В общине таких организаций было несколько видов. Одни объединяли соседей, другие родственников, третьи составлялись по возрасту, по роду занятий. Они не подменяли друг друга, выполняли разные функции и существовали одновременно.
Однако с течением времени община и порядки в ней изменялись. Общественная земля постепенно становилась частной собственностью. Появлялись богатые и безземельные, все более сужался круг людей, которые реально управляли делами общины. Но ясно одно: традиции общинного коллективизма и привязанности к своей деревне сильны и в психологии современного вьетнамца. Даже потеряв общность земли, деревня пронесла через века психологическую общность ее жителей. Да и остатки общинной земли сохранились вплоть до аграрной реформы 1953–1956 гг. на Севере и до середины 70-х годов в северной части Южного Вьетнама. По данным реформы в ДРВ, такие земли составляли в среднем четверть обрабатываемой площади каждой деревни.
Малые общины могли объединяться в более крупные, но история не помнит, чтобы изменялись установившиеся издревле границы их владений. В территориальном отношении община была жесткой структурой. И сейчас она остается базовой административной и экономической единицей, кооперативы и производственные бригады создаются в рамках общины из ее исторически сложившихся составных частей.
Итак, мы сворачиваем с шоссе Тхайбинь — Хайфон и оказываемся на землях деревни Нгуенса уезда Тиен-хынг.
Классические атрибуты традиционной вьетнамской деревни — это арка деревенских ворот, общинная дорога и живая бамбуковая изгородь. Они и сейчас есть в большинстве общин дельты Красной реки.
От «парадных» деревенских ворот происходит распространенный обычай воздвигать высокие арки при in,езде в город, на территорию предприятия, госхоза, воинской части. Хотя такое сооружение не имеет чисто практических целей, даже во время войны и послевоенных экономических трудностей, когда и малая стройка была значительной тратой сил и средств, о строительстве солидных арок не забывали. Аркой как бы обозначают нечто единое, завершенное, самостоятельное — то, чем раньше была деревня. В годы американской агрессии арки составлялись сплошь и рядом из металлических контейнеров из-под использованных ракет «земля-воздух». Такие стоят, например, при въездах в Хадонг, Ниньбинь и во многие другие города и городки.
Общинная дорога в Нгуенса тянется вдоль берега прорытого 20 лет назад канала «Единство», соединившего реки Чади и Тиенхынг. Опа давно оделась в асфальт, стала частью дороги, по которой лежит кратчайший (но не самый легкий) путь в Ханой.
Нгуенса состоит из пяти деревень, или, как их называют в Северном Вьетнаме, тхонов. Три тхона у канала «Единство» находятся так близко друг к другу, что практически слились в одну деревню. К двум другим ведут грунтовые дороги через рисовые ноля.
Не всякая российская деревня может похвастаться уходящей в глубь веков родословной. Большинство вьетнамских деревень в этом смысле «аристократки». Встретивший меня в доме народного комитета общины секретарь партийной организации Нгуен Ban Тиен начал знакомить меня с деревней именно с этой родословной.
Как и все вьетнамские деревни, да и многие города, она имеет два названия. Одно, обычно более древнее, простонародное, чисто вьетнамское. Другое — официальное. Его составляют чаще всего китайские корни, потому что столетиями в высших сферах вьетнамского общества было принято пользоваться китаизированным языком. И сейчас около 70 процентов политической и социально-экономической лексики вьетнамского языка имеет китайское происхождение. Если хотят выразиться более «научно», то предпочитают употреблять китаизм. Ну, примерно, как у нас: вместо «выставки» скажут «экспозиция», вместо «сложить» — «суммировать» и т. п.
Древнее название этой общины, которое употребляется в народе и поныне, — Ланг Нгуен («деревня Нгуена»). Она названа так вовсе не по имени какого-то конкретного Нгуена. Во Вьетнаме раньше никогда населенным пунктам не давали имена людей. На это издревле существовало табу.
Было множество и других табу, связанных с суевериями. Остатки некоторых живы и сейчас. В нашем же случае речь идет о весьма распространенном табу на произнесение имени. Нельзя называть вслух имени прародителя, дабы «не выдать его злым духам». Существует разветвленная система обозначений для близких и дальних родственников. Раньше даже нарочито изменяли в речи слова, одинаково звучавшие с именем отца или деда. К этому же восходит и обычай называть очень уважаемых людей не как обычно — по последнему, а только по первому элементу имени: Хо Ши Мина — «дядюшкой Хо», Тон Дык Тханга — «дядюшкой Тоном».
Обычно названия деревень восходят к чему-то увиденному первыми поселенцами наяву или в воображении. К примеру, «белый буйвол», «поваленное дерево», «красная вода». Или даются по месту расположения: «ближняя», «дальняя», «у реки». Часто названия отражают надежды и чаяния основателей: очень много населенных пунктов с именами-пожеланиями типа «десять тысяч лет счастья», «счастье и процветание».
Но, может быть, когда-то в древности эту деревню и назвали по имени семьи каких-то Нгуенов, построивших здесь первые дома. Во всяком случае, такое нетипично. Другого перевода этому слову найти трудно.
Нынешнее официальное название деревне дали в начале XIX века, когда утвердивший свою власть во всей стране феодал Нгуен Ань провозгласил себя императором Зя Лонгом. Нгуен-имя стало табу, и пришлось искать похожее, но другое слово для обозначения деревни. Для нас «нгуен» в прежнем названии и новом — одно и то же слово. Но во вьетнамском языке, имеющем шесть тонов, они произносятся разными тонами и воспринимаются как совершенно разные слова. «Деревня Нгуена» превратилась в «изначальное поселение» или, точнее, «хижину, стоявшую здесь с незапамятных времен».