— Я же арестован.
— Пока нет.
Они вышли из участка сели в автомобиль и прокатились до кафе в котором ещё утром попивал кофе Марк. Оно было по прежнему оцеплено и возле него дежурило пару охранников. Они вышли из машины и зашли в кафе.
— Я не могу понять одного Стив, — сказал Алекс.
— Что же тебе не понятно?
— Почему, преступник номер один в стране, после сорока лет бегствий, вдруг обнаруживается в бульварном кофе попивая кофе без сахара.
— Я полагаю, тут очень вкусный кофе, — сказал Стив и зашёл за барную стойку, с утра там остался полупустой кофейник. Он налил две чашки и подал алексу одну. — Бывал здесь раньше?
— Да, — ответил Алекс и отпил холодного кофе. — Преступники номер один, явно не гурманы, — они усмехнулись и повисло молчание. — Я чувствую что здесь что-то неладное, — продолжил Алекс.
— Можешь считать меня идиотом, но я по прежнему не верю, что этот старик может выкинуть что-то серьёзное. Его время уже прошло и осталось в истории и пара фокусов меня не переубедит.
— Нельзя его недооценивать. Как ты думаешь? Почему он объявился?
— Ему надоело и он решил раскаяться за все свои грехи. Или просто совершил ошибку.
— Это точно не ошибка. Он прятался сорок лет, как профессионал и тут у всех на виду он пьёт кофе в бульварном кофе. Это не спроста Стив. Боюсь, что нас ждёт большая заварушка.
— Почему ты меня освободил?
— А почему его дело расследуем мы?
— Не знаю, мы серьёзная организация.
Алекс рассмеялся.
— Не смеши Стив, — сказал Алекс. — Мы пытаемся прощупать, что он затеял.
— В каком это смысле?
— Если всё будет идти по его плану, мы вновь останемся в идиотах. Нам надо делать всё неожиданно. Именно поэтому его дело расследует региональный участок, а не внутренняя служба. Именно поэтому ты на свободе.
— То есть ты мне не доверяешь, а используешь меня, чтобы разнюхать его план?
— Верно.
— А тот факт, что ты мне это рассказал, не ставит ваш план под удар?
Алекс встал и стал идти к выходу
— Нам надо с чего-то начать, — сказал он. — Мы должны либо выиграть либо проиграть, чтоб понять куда необходимо двигаться.
— Так значит я под колпаком.
— Мне очень жаль, что это началось с тебя. Я надеюсь, что ты стал жертвой его игры, но сейчас, ты самый охраняемый человек в стране после Марка Робинсона.
Алекс уже открыл дверь и собрался уходить, но тут Стив, который явно был расстроен этими новостями, сказал:
— Я боюсь, что этому старику не придётся что либо делать, мы сами себя подорвём.
Алекс вышел и направился домой. Весь город готовился ко сну. Алекс чувствовал это веяние, оно проносилось по всему городу, лёгким шлейфом пробивая здания от квартиры к квартире. Настолько успокаивающие, что Алекса посетила сонливость и впервые за день он забыл про Марка.
Но веяние сна продолжалось недолго. Как только приличная часть города засыпала, вылезала грязь. Преступники, наркоторговцы, проститутки. От них веяло невероятно бодрящей энергией, она не давала заснуть, но она и не принуждала что-то сделать. Ленивая и лёгкая, но невероятно смертоносная и при этом же безудержно весёлая. Эта энергия выходила за рамки закона и представляла из себя хаос.
Алекс всегда считал, что его поколение делится на два типа людей. На наглухо больных анархистов и на таких же анархистов по другую сторону закона. Полиция давно отказалось от всех правил, все давно осознали, что хаус, который льётся по артериям разбитых улиц, можно удерживать только страхом. Это чётко прочертило линию между полицией и приступностю, размещая их по разные стороны баррикад, даже не смотря на то, что между этими сторонами много общего.
Ненависть сильное чувство, будоражащие каждый разум. Что как не ненависть заставляет нас объедаться идти к своей цели? Что как не общий враг, прокладывает на дорогу к будущему? Многие вспомнят про любовь, но любовь всегда интимна, о любви не принято рассказывать, если это не любовь к богу. Любовь принято прятать и нежно оберегать в уголке своего сердца. А вот ненависть… Ненависть! Чувство, настолько близко стоящие к любви. О ненависть принято говорить. К ненависти принято призывать. И человек к который разделит с тобой твою ненависть, станет тебе ближе брата. Это был самый большой парадокс поколения Алекса. Они были едины, как один. И в то же время, они представляли из себя сгусток бессмысленной ненависти.
Вот что чувствовал Алек, разрезая эти улици плавником своей машины. Он чувствовал опасность, которая доводила его до оголённого состояния.
Но всё это падало в пропасть, как только он открывал дверь своей квартиры и его встречал запах готового ужина. Порог его двери выступал границей между миром безумия и спокойствия. Как только он нырял в этот тихий омут и дверь защёлкивалась на замок. Его жена Лиззи, прибегала встречать его с кухни. Вешалась ему на шею и распрашивала его о сегодняшнем дне.