— Возьми у парня оружие, — сказал Хейдьюк. Он посмотрел на застывшего летчика. Два внимательных голубых глаза смотрели на него сквозь ветки в тени. Бонни подошла к охраннику и потянулась руками в наручниках к карабину. Его руки, лежащие на земле, нервно перебирали пальцами.
— Не становись между им и мной.
— Хорошо, — двигаясь за охранником она наступила на руку.
— Ой!
— Простите, — она сняла оружие с его плеча и отошла. Охранник нахмурился, глядя на отпечаток протектора ботинка на своей руке.
Хейдьюк вылез из-под карниза, встал на колени и навел револьвер в пах летчику.
. — Так, теперь с тобой. Расстегни кобуру.
— Я не могу отпустить руку, я съеду вниз.
— Тогда съезжай.
— Ладно, хорошо. Одну минутку, — пилот поднял одну руку и стал возиться с пряжкой. — Парень, — выдохнул он, мышцы его дрожали от напряжения.
Кобура, ремень и оружие покатились вниз со скалы. Хейдьюк встал, слегка дрожа, вынул пистолет из кобуры и заткнул себе за пояс.
— Бон… Гертруда, стань за мной, — он подождал. Она подошла. — Так, а теперь спускайтесь, — он навел револьвер на пилота. Пилот поехал вниз. Двое мужчин смотрели на Хейдьюка. Что дальше? — Я думаю, я вас обоих убъю, — сказал он.
— Минутку, дружище, — начал пилот.
— Он шутит, — сказала Бонни. Она выглядела более напуганной, чем мужчины.
— Черт возьми, я не знаю, почему я не должен это сделать, — сказал Хейдьюк. Опьянение абсолютной властью, властью казнить или миловать, нашло на него. Несмотря на год в Монтаньярде, прошлое «зеленого берета» в отряде особого назначения, он никогда не убивал. Даже во Вьетнаме. Ни женщину, ни ребенка. По крайней мере, насколько он знал.
Ужас и жестокость этих лет бурлили внутри него, как болотный газ в трясине, как метан, на поверхности его сознания. Рядом был вертолетчик, презираемый больше всех, настоящий живой вертолетчик, возможно из Вьетнама, к его счастью. Возраст подходящий, он выглядел как врач. Почему не убить этого гада? Хейдьюк как и многие мужчины хотел записать одно очко в актив своего оружия. Еще он хотел трагического конца. На совести кого-то другого.
Мог бы он и избежать этого. А мог бы стать законным убийцей.
— Почему бы мне не укокошить ублюдка? — повторил он громко.
— Ты этого не сделаешь, — сказала его любимая, повисая на его правой руке.
Он сбросил ее руки. Переложив револьвер в левую руку, но все еще держа его нацеленным на летчика.
— Сядь позади своего приятеля. Так, хорошо. Просто сидите на скале, — он забрал карабин у Бонни и проверил его. Патрон в патроннике, курок взведен. Он положил револьвер в кобуру, взял карабин, нацелил его на двух еще живых парней, сидящих внизу и дышащих воздухом, под веселым солнцем на великом американском Юго — Западе. Птичка запела кому-то в долину, и жизнь выглядела прекрасной. Отличный день, чтобы умереть, несомненно, но все, что было вокруг, желало отложить до завтра то что, они не должны были сделать сегодня.
— Как насчет… — начала Бонни.
— Почему, черт возьми, я не должен! — Хейдьюк вспотел, карабин дрожал в его руках.
— Не сходи с ума, — сказала она, — они не причинили мне вреда. Сними с меня эти штуки.
Он посмотрел на наручники. Два браслета из черного пластика, соединенных такой же лентой.
— Где ключи? — он повернул лицо в маске, с горящими красными глазами, горящими в тени козырька кепки, к охраннику. — Где ключ? — проревел он.
— Ключей нет, — пробормотал он, — нужно просто перерезать их.
— Не ври, скотина.
— Нет, он прав! — Бонни снова повисла у него на руке, — они одноразовые. Дай мне нож.
— Не видишь, я занят.
— Пожалуйста, дай мне нож.
Двое смотрели на него. Пилот, кусая ус, улыбался нервной улыбкой, его голубые глаза сверкали. Красивый парень, как с военного плаката. У него вероятно осталась мать и сестренка в Гомер Сити, штат Пенсильвания. Не важно, что он был убийца, в воспаленном воображении Хейдьюка, поджигатель домов, растлитель малолетних.
— Ладно, Леопольд, — сказал Хейдьюк, слегка смутившись, — и ты, парень, вы оба ложитесь на землю. Лицом вниз. Руки за голову, так, хорошо. Так и лежите, не двигаясь, — Хейдьюк засунул карабин между ног, вынул нож и перерезал оковы. — Пошли отсюда, — прошептал он, — быстро. Пока я никого не убил.
— Дай мне ружье.
— Нет.
— Дай сюда.
— Нет. Вылезай сюда, я дам здесь.
Бонни сняла наручники.
— Все в порядке, — она поднесла губы к грязному уху Хейдьюка, укусила мочку, прошептала, — я люблю тебя, сумасшедший придурок.