В тот момент, когда Алексей выходил из кондитерской, держа в одной руке пирожное, а в другой банку пепси-колы, неясное томление как-то сразу сформировалось. Ярко и больно обожгла его дикая мысль. Он не хотел ехать домой. Подсознательно он пытался оттянуть долгожданную встречу. А Гром доверял своей интуиции, или, если угодно, своему звериному чутью, которое много раз спасало ему жизнь.
С Ярославского вокзала он уехал быстро, впрыгнув в последний вагон отходящей электрички. По мере приближения к дому беспокойство всё возрастало. Необъяснимая потасовка с ментами на вокзале окончательно выбила его из колеи, и, когда Алексей вышел из автобуса неподалеку от родного дома, его буквально трясло.
Гром подошёл к подъезду. Уже совсем стемнело. Снова пошел снег и резко похолодало.
Вихрем взлетев по щербатой лестнице на четвертый этаж родной «хрущобы», Алексей погладил шершавый дерматин на двери своей квартиры, даже зачем-то понюхал его.
Прижавшись к косяку так, чтобы его не было видно в «глазок», Гром позвонил три раза «своим» звонком: два длинных, один короткий.
Пустой, нежилой тишиной откликнулась квартира. Никто не закричал радостно, не щелкнул, открываясь, замок.
«Наверное, нет никого. Наверное, все ушли куда-то», — повторял про себя Гром, еще и еще раз нажимая на кнопку звонка. Как же так, ведь он сообщал телеграммой день приезда.
— Ты чего трезвонишь, обалдуй чёртов?! Чего трезвонишь? — Надтреснутый голосок гулко раскатился в пустой тишине подъезда. Гром обернулся: из приоткрытой двери квартиры напротив боязливо выглядывала маленькая старушка. Одной рукой она запахивала на груди ветхий халат, а другой опасливо придерживала ручку двери. Ее слезящиеся глазки гневно сверкали.
— Это же я, Клара Павловна. Я, Алёша. Вы что, не узнаете меня? — сказал Гром враз севшим голосом. Старушка нерешительно сделала шаг из квартиры и замерла, подслеповато, снизу вверх вглядываясь в лицо Алексея. Из её намертво провонявшей квартиры вышла маленькая белая кошечка и потерлась о штанину Грома.
Соседка наконец узнала его и вдруг неожиданно заплакала, запричитала в голос, упав Алексею на грудь.
— Господи, Алёшенька, мальчик мой, горе-то какое, вот горе-то, а?! — Старуха тяжело повисла у него на руках, готовая потерять сознание.
— Подождите, Клара Павловна, я ничего не понимаю, — чужим голосом повторял Гром, чувствуя, как захлестывают его мутные волны холодного скользкого ужаса. — Я ничего не понимаю, какое горе, у кого?
Старушка разом перестала плакать и в свою очередь со страхом уставилась на него.
— Так ты что же, ничего не знаешь?
В салоне «шестёрки» было так накурено, что хоть топор вешай. Рулев приоткрыл окно и раздавил в забитой пепельнице очередной окурок. Снова похолодало. Майор повернул ключ зажигания и включил печку. Второй час он ждал Грома у его подъезда. Несколько раз он порывался подняться к нему в квартиру, но не решался.
Хлопнула подъездная дверь, и тёмная фигура опустилась на покосившуюся лавочку, замерла сгорбившись. Замерцал в темноте огонек сигареты…
Выйдя из машины, майор присел рядом, прикурил новую сигарету от окурка старой, покосился на Грома и произнёс тихо:
— Ну, здравствуй, что ли, капитан.
— Здорово, Витек, — глухо отозвался Алексей после долгой паузы.
Они помолчали. Заметив, что его друга бьёт крупная дрожь, Виктор Михеевич сказал:
— Одет ты не по погоде, Гром, пойдём-ка в машину.
Алексей поднялся и медленно, как автомат, пошел, загребая ногами снег и сутулясь. Рулеву показалось, что его друг не очень понимает, где он находится и что с ним происходит.
Согревшись в машине, Алексей перестал дрожать. Он выпил сто граммов коньяка, налитого майором, закурил, отказавшись от шоколадки, и, глядя в ночь за лобовым стеклом, тихо спросил:
— Кто их убил, Витя?
Этого вопроса Рулев боялся больше всего. Он знал, что будет после того, как он назовет Грому имя. Будет война. А война в его, майора, родном городишке, покой которого он обязан охранять и защищать, была недопустима, и Рулев заюлил:
— Видишь ли, материалы следствия не позволяют пока с уверенностью сказать…
— Не ври мне, Витя, пожалуйста, — тихо прервал его Алексей. — Просто скажи.
Никогда еще Рулев не был так противен сам себе, но, сжав зубы, он упрямо процедил:
— Не знаю.
Тягостное молчание повисло между ними. Открыв дверцу, Алексей молча полез из машины. Ухватив за ремень, Рулев рывком вернул Грома на место.
— Не дури. Пойдем к тебе, нам есть о чём поговорить.
— Не, — мотнул головой Гром. — Не пойдём. У меня ключей нет.
— Тогда вот что, едем ко мне. Татьяна с дочкой в отъезде, переночуешь у меня, а утром решим, как жить дальше.
В просторной уютной квартире Виктора Гром немного оттаял. Он поковырял вилкой котлету, затем, решительно отодвинув тарелку, поднял на Виктора совершенно больные глаза и попросил:
— Расскажи мне, как это случилось?
Майор хватил полный стакан коньяка и начал рассказывать.
История была самая обычная и потому особенно страшная в этой своей обыденности. Всё началось с того, что год назад отец Грома, Иван Михайлович, решил открыть свой магазин. Кое-какие деньги в семье были. Иван Михайлович подзанял у знакомых недостающее, выправил разрешение на торговлю, заплатил что положено и, построив неподалёку от дома павильончик, начал торговлю. Месяца два всё шло хорошо. Жена-бухгалтер занималась деньгами, а младший сын мотался на машине, доставляя товар. Вот только денег было маловато, все съедали дикие налоги, и магазин пока работал «по нулям», почти без прибыли. Но Иван Михайлович не унывал. Он с нетерпением ждал приезда из Чечни старшего сына Алексея. Заработанные им деньги сразу решили бы все проблемы. Все началось в один из осенних дней. У входа в магазин вальяжно затормозил «мерс», и трое «интеллигентных» молодцов в кожаных плащах прошли в маленький кабине-тик Ивана Михайловича. Они были вежливы и благожелательны. Не стучали кулаками по столу и не требовали денег. Напротив, они предлагали пустить в оборот их деньги. Немалые деньги. Прямо сейчас. Взамен они хотели самую малость, всего лишь долю от доходов. Ошалевший от счастья Иван Михайлович из осторожности пожелал все-таки узнать имена будущих компаньонов и с удовольствием убедился, что все трое являются сотрудниками солидной юридической фирмы «Бриг», которая, собственно, и желает составить партнерство Ивану Михайловичу. Через неделю честь-честью был заключен договор, и работа пошла на славу.
А через месяц начались неприятности. В магазин зачастили различные городские службы: СЭС, пожарная охрана, электросеть. Все они буквально не вылезали из кабинета Ивана Михайловича, выявляя массу недостатков, недоделок и упущений в работе магазина, и, что самое интересное, категорически отказывались при этом брать взятки. Магазин постоянно закрывался на день, на два, на три, «до устранения выявленных недостатков». Покупатели стали обходить стороной торговую точку с непостоянным режимом работы. Отчаявшись, Иван Михайлович бросился к «партнерам» с просьбой о помощи, но те, кто вчера хлопал его по плечу и пил с ним шампанское «за успех общего дела», сегодня, холодно улыбаясь, объясняли, что помочь ничем не могут и прозрачно намекали, что ждут в конце месяца причитающиеся им деньги.
Ещё пару месяцев, постоянно сокращая объём продаж, Иван Михайлович ухитрялся выплачивать фирме «Бриг» её долю, а затем грянул крах.
Совершенно новый холодильник, установленный только что в магазине, почему-то сломался. Находившиеся в нём мясо и куриные окорочка оказались безнадёжно испорченными. Это был конец. В этот месяц он ничего не смог выплатить фирме.