– Сигнал о захвате самолета поступил к нам без двадцати четыре, ночью, – вспоминает он. – Срочно выехали в аэропорт с тогдашним председателем КГБ генерал-майором Вадимом Григорьевичем Мищенко. Всю дорогу до аэропорта я терзался в догадках – действительно ли предстоит боевая операция или это очередная «вводная» – как раз на эти дни были запланированы наши комплексные учения «Набат». И лишь в аэропорту, когда дежурный милиционер доложил генералу обстановку, я осознал, что это не игра…
С этого момента, по словам А. И. Коцаги, и началась та о многом говорящая операция, которая длилась 14 часов подряд и была серьезным испытанием складывающейся в республике системы борьбы с воздушным терроризмом.
Чтобы понять, какая машина была запущена в ту ночь, только сообщим, что штаб по освобождению заложников, развернутый в КДП Уфимского аэропорта, все 14 часов не прерывал ВЧ-связи с Москвой, почти поминутно докладывая о развитии событий в Уфе одному из заместителей председателя КГБ СССР, лично контролировавшему ход операции; что в Уфу срочно вылетела легендарная группа «А», обезвредившая перед этим террористов в Тбилиси; что именно после уфимских событий ее командиру Г. В. Зайцеву присвоят звание Героя Советского Союза. Эти подробности в те годы не разглашались, и мы, отгороженные от информации, писали о том, как стойко держался осажденный экипаж, как мужественно вели себя бортпроводники Лена Жуковская и Света Жабинец, оставшиеся в салоне с террористами Н. Мацневым и С. Ягмурджи. В этом не было натяжки – люди заслужили добрых слов и наград. Но выходило, что врага одолели сплошь стюардессы и службы «Аэропорта» – а в тени были сокрыты те, кто с самого начала держал в руках все нити операции…
Сейчас, рассказывая о подоплеке тех событий, А. И. Коцага сразу означил водораздел:
– Террористы действовали беспрепятственно только до нападения на самолет. Но дальше органы безопасности поставили их в жесткие рамки. Штаб сразу поставил ультиматум бандитам: никаких переговоров о вашем вылете за пределы СССР не будет, пока не освободите раненых, женщин и детей. Удалось убедить захватчиков, что при полном пассажирском салоне у самолета не хватит горючего, чтобы долететь до границы. После переговоров и долгих раздумий Ягмурджи и Мацнев отпустили около пятидесяти человек, оставив в салоне Ту-134 только 20 заложников и обеих стюардесс…
Это была, действительно, борьба нервов и тактик, тот самый «Нептун», который потом был скрыт от наших глаз традиционной засекреченностью форм и методов таких операций по обезвреживанию террористов.
В номере «Молодежной газеты» за 14 марта 1998 года «невидимка» контртеррористической операции в Уфимском аэропорту впервые показал лицо читателям…
В аэропорту за событиями следили все силовые структуры, руководство Уфы и республики. Прибыл в составе специальной группы наш земляк из Стерлитамака, служивший в Москве, – начальник отдела по борьбе с воздушным терроризмом КГБ СССР полковник Рево Сафиевич Ишмияров. В считанные часы с Украины доставили магнитофонную запись обращения матери одного из захватчиков, которая просила отпустить заложников. К операции были привлечены психологи и наркологи. Привезли командира роты, из которой дезертировали Н. Мацнев и С. Ягмурджи, четыре раза он ходил к захваченному самолету уговаривать своих бывших подчиненных…
Чтобы выиграть время, дождаться прилета в Уфу группы «А» и всех участников операции, террористам умело внушалась мысль, что при захвате они стрельбой повредили самолет. Важно было, чтобы бандиты поверили в эту игру спецслужб, не менее важно было добыть профессиональную информацию, ибо сведения от экипажа были обрывочны и не достаточно компетентны. Так родилась мысль послать в захваченный самолет сотрудника КГБ.
Генерал-майор Мищенко подозвал Коцагу:
– Пойдешь, Анатолий Иванович, под видом инженера якобы для осмотра повреждений салона. Надо оценить обстановку и убедить террористов в неизбежности серьезного ремонта самолета. Мы через экипаж попробуем договориться насчет осмотра с террористами…
Публикация газеты была сопровождена фотоснимком из досье спецслужб, сделанным в роковой день 20 сентября 1986 года и опубликованным впервые.
Террористы, раздосадованные, что отлет все откладывается, разрешили подогнать к самолету трап. Но Мацнев пообещал расправиться с посланцем, если вместо инженера придет «кэгэбешник».
На тяжелых, почти ватных ногах Коцага начал подниматься по трапу на самолет – в технической фуражке и одежде «технаря». Перед тем, как подняться, встретил дежурившего внизу Геннадия Сафронова.
– Я попросил Гену дать мне его шлем с переговорным устройством для связи с экипажем и сделать для меня шнур подлинней, – рассказывал Анатолий Иванович. – Мы с Геной давно были знакомы: я до КГБ работал в Уфимском аэропорту начальником участка самолетов Ан-2, а он начинал у меня мотористом. Обменялся с ним несколькими словами – и пошел… В салоне стоял Мацнев с нацеленным на меня автоматом…
– Какой он из себя? – поинтересовался я у Анатолия Ивановича, зная, что именно Мацнев был вдохновителем и лидером преступного заговора, и даже Сергей Ягмурджи, рослый самбист, слушался его.
– Да маленький такой «клопик» – в ботинках на босу ногу был, солдатских брюках и чьем-то темном свитере. Они же с Ягмурджи под дождем промокли, прежде чем напасть на самолет, вот и отобрали сухие вещи у пассажиров в салоне, пиво нашли. Словом, мародерствовали. Глаза у Мацнева были белые – видно, от какого-то наркотика. Второго – Сергея Ягмурджи я сразу и не заметил: он прятался в хвосте салона за посаженными на последние ряды пассажирами, прикрываясь стюардессой и выставив ствол пулемета…
– О чем говорили?
– Я пробыл в захваченном салоне всего несколько минут, но успел всё запомнить и оценить ситуацию. Попросил показать пробоины от автоматной очереди в обшивке салона. Пробоины, надо сказать, были несерьезные, их заклепай – и вперед, но вида я не подал. Попросил экипаж через переговорное устройство покачать рулями. От рулей по самолету всегда идет шум. Я сказал Мацневу: «Ты этот скрежет слышишь? Нет, тут ремонта часов на двенадцать набирается. Если разрешите, я еще на крышу самолета залезу и посмотрю. А после пойду начальству докладывать…».
Кажется, мне удалось убедить бандитов: они меня выпустили из самолета. Вышел, гляжу на захваченный Ту-134: он весь мокрый и скользкий, без навыков с крыши как бы не грохнуться. Тут опять Гену Сафронова увидел, попросил его для вида по верху самолета пройтись и крикнуть погромче, что там что-то не в порядке…
Фрагмент публикации «Молодежной газеты».
Вот таким был рассказ Анатолия Ивановича о визите в захваченный террористами Ту-134, о котором умолчали в свое время и Люся, и Геннадий. Я спросил Коцагу, не страшновато ли было лезть прямо в лапы к этим подонкам.
– Неприятно, – поморщился он. – Только идти или не идти – так вопрос даже не стоял. Кому-то туда идти надо было, а я бывший авиационный инженер, меня трудно было заподозрить. С добытой информацией Мищенко потом послал меня к прилетевшей группе «А». Они в здании аэровокзала освобожденных пассажиров опрашивали: какое оружие у террористов в салоне, какой «рожок» у автомата… Я подошел к Ишмиярову, которого хорошо знал, и говорю: «Давай быстрей, Рево Сафиевич! Я сам был в самолете, всю обстановку опишу…»