Мы помолчали. Первой молчание нарушила Маша:
— Пыхнуть хочешь? У меня есть. Могу научить забивать косячок, ты ведь наверняка не умеешь.
Я даже не сразу понял, о чем она. А когда до меня дошло, растерялся, потому что неожиданно поймал себя на мысли, что, находясь уже в возрасте вторичного полового созревания, а то и третичного, я ни разу не пыхал. В советское время о наркотиках речи быть не могло. Честно говоря, после услышанного, я бы, ей-богу, согласился, если б знал, как надо грамотно пыхать? А вдруг закашляюсь? Или буду всю ночь потом хихикать? А ещё хуже — затошнит! И это после того, как мы читали друг другу Блока, Гумилёва и Бальмонта. Нет! Я с интонацией бывалого пыхальщика гордо ответил:
— Да нет, сегодня не хочу…
— Что, так и будешь грустнячить?
— Нет, напьюсь.
— Ну смотри.
Мы сами не заметили, как перешли на «ты». Людей сближает правда. Я наблюдал за ловкими действиями Маши — а вдруг придётся когда-нибудь и впрямь сыграть на сцене опытного самокрутчика. Маша заметила мой любопытный взгляд:
— А травка-то свежая! Чистая. К такой даже не привыкаешь. Если захочешь, то не стесняйся. Оставлю. «Пяточку» добьёшь.
Но я устоял. Зато напился как в студенческие годы.
Прибрежный бриз, молодое белое вино, стихи Блока, динамист-импресарио со своей израильской крышей, убитый муж девушки по вызову и её одинокий сын, считающий меня волшебником. Наконец, сидящая напротив меня «учительница» с косячком — всё это для психики творческого человека замного! Мой «градусник» зашкалило.
Последнее, что я помню, — мы гуляли по берегу, и я опять обратил внимание на её стройные ноги, напоминавшие бутылки из-под рислинга.
Маша разбудила меня довольно рано. Объяснила, где я, кто я! Заодно, почему сейчас нахожусь в Израиле. В красках описала, как донесла меня вчера до номера и уложила, не раздевая. Сама устроилась в кресле. Потом поглядела на часы и пожалела, что ей надо бежать, — сегодня много работы! Я ей в ответ чего-то промемекал, спросил, есть ли в мини-баре пиво, пытался извиниться за вчерашний перебор, но она ответила: ничего страшного, ей не привыкать таскать на себе пьяных мужиков, а потом, когда я мгновенно засосал банку пива, добавила, что никогда не видела опохмеляющегося волшебника. Я подумал, точнее было бы сказать: «Волшебное похмелье!»
А похмелье и впрямь бывает волшебным. Знаешь, я пару раз потом пробовал курить анашу. Не моё! Пиво наутро после перепоя вставляет реальнее! Торкает почище любой травки. Во всяком случае, мне. По-моему, многие мужики у нас пьют, чтобы наутро опохмелиться! Когда боль в голове сменяется радостью во всём теле, во всех мышцах… Вот это торчок! Я понимаю, что выражаюсь безграмотно: радость в мышцах быть не может. Но у русского человека от пива после перепоя может!
На прощание Маша сказала, что сегодня у неё снова много работы, а завтра выходной и она снова хочет поехать на мой творческий вечер. Я согласился с условием, что после концерта мы снова пойдём в её любимое кафе, и, если она мне почитает Блока, то я всё-таки соглашусь с ней по-дружески пыхнуть. Она ответила, что ради такого случая почитает мне даже Пастернака вперемешку с Мандельштамом. Я дотронулся пальцем до её носа, как в детстве до моего носа дотрагивалась мама:
— Беги, учительница!
— Да. Только один вопрос. Кто это тебя пасёт?
Пиво такой радостью разливалось по миллиардам моих капилляров, что я даже забыл о Пашиной угрозе приставить ко мне сторожа-секьюрити, чтобы в случае, если решу сорваться, немедленно доложил куда следует.
— Как это пасёт?
— Когда я тебя заносила, какой-то кекс лысый подошёл, пытался у меня узнать, кто я? Тебе что, угрожают?
— И что ты ему ответила?
— Правду, что я учительница в кибуце.
— А он?
— А он удивился, спросил, что такое «кибуц»?
— А ты?
— А я ему объяснила, что это мечта моего папы.
— А он?
— А он завис.
— Про папу не стал расспрашивать?
— У тебя что, Сашуль, проблемы?
— Да бред какой-то… На своей родине недоиграли, решили доиграть на родине исторической.
— Смотри, Сашуль, осторожно! Тут у нас нынче наших российских отморозков как семечек в арбузе. Что-то я за тебя начинаю волноваться. вечером позвоню.
«Надо же! — подумал я. — Я первый, кто за много лет подарил ей цветы, а она первая, кто за много лет будет обо мне волноваться!» Эта мысль добавила радости к выпитой банке пива, и мне ненадолго показалось, что жизнь начала налаживаться. Поэтому я начал собираться в сауну, в бассейн — нужно было срочно приводить себя в порядок. Ведь мне предстояла встреча с Пашиной крышей.