— Отвали!
— Тебе понравится, вот увидишь.
Юный Почтальон уже выбирался из-за стола.
— Ребята, извините, что покидаю компанию, но мне через пять минут надо быть на конференции. Будем обсуждать различные стратегии позиционирования брендов на новых рынках. Крайне соблазнительно заставить всю Индию стирать «Тайдом»!
— Твоя соблазнительность убивает, Почтальоша, — поморщился Пессимист и вылез из-за стола вслед за ним. — Когда ты в следующий раз будешь в городе?
— Уже после Дня благодарения.
— Будем снова встречаться?
— Конечно!
Когда мы вышли под привычный электронный звон, Пессимист серьезно кивнул мне на прощание и произнес без тени иронии:
— Мямлик, главное не забывать, с чего начинал, и ценить, что каждое новое кресло хоть немного лучше предыдущего. Следуй этому принципу, и все у тебя будет отлично.
Конечно, Пессимист прав, хотя непросто радоваться новой должности, третий день кряду уходя с работы в полночь. Ночью пустые улицы Манхэттена напоминают Готэм[55]: клубы пара, вырывающиеся из открытых вентиляционных решеток метро, опустевшие первые этажи офисных зданий, построенных в стиле ар деко, и плотная темнота, лишь немного разбавленная светом одинокого уличного фонаря и призрачным свечением бегущей строки Рейтер. Я остановился на перекрестке, ожидая зеленого света, когда слева ко мне приблизилась высокая фигура:
— Эй, приятель…
Вздрогнув от неожиданности, я обернулся, решив, что это очередной бродяга болтается по улицам в надежде стрясти несколько баксов с Делового Костюма, воззвав к его дремлющей совести. Но при ближайшем рассмотрении ночным гостем оказался не кто иной, как Блудный Сын, глядевший на меня сверху вниз. Он здорово изменился: я отметил налитые кровью глаза, закоренелую бледность кокаиниста, обметанные лихорадкой губы, лоб в красных прыщах, и у меня невольно вырвалось:
— Ты выглядишь ужасно, парень!
Не поймите меня превратно, даже в облике живого мертвеца он был куда красивее меня, но тем не менее перемена казалась разительной. Блудный Сын, похоже, безразлично относившийся к тому, что подурнел, широко зевнул.
— Вчера всю ночь на работе просидел. Я так устал, чувак! Тоже только домой идешь?
— Да.
— Чем занимаешься?
— Экономический консалтинг.
— Круто, круто, — закивал он без интереса, потянул из носа в рот, отхаркнул и сплюнул на асфальт. — И как тебе, нравится?
— Нормально.
— Славно, славно… — И с отвращением посмотрел на часы. — Блин, уже полночь, а мне возвращаться в офис к шести утра, сроки горят. Ты-то помнишь, как это бывает…
— Да, знакомая проблема.
Загорелся зеленый, и мы молча перешли улицу. Я незаметно поглядывал на потрепанного старого врага, все еще не вполне отойдя от шока. На противоположном тротуаре мы распрощались.
— Удачи тебе на завтрашней презентации.
— Спасибо. И тебе удачи, слышь…
Под впечатлением короткой встречи я вошел в отделанный дешевым пластиком и уставленный хилыми растениями в горшках подъезд своего дома. Прошел мимо старинного лифта с решетчатой дверью, навечно закрытого на ремонт, и привычно потопал на четвертый этаж. В квартиру я вошел, отдуваясь и задыхаясь, и сразу окунулся в домашнюю идиллию: Кейт лежала на диване с кружкой травяного чая в руке, читая один из своих учебников. Она подняла глаза, когда я вешал пальто в шкаф.
— Я приготовила на ужин овощную поджарку с имбирным соусом, как ты любишь. Немного еще осталось в холодильнике, если ты голоден.
Я пересек комнату и поцеловал ее в лоб. Она подвинулась, освобождая мне место.
— Мучас грасиас, — пробормотал я ей на ухо, покусывая мочку. — Прости, я опять поздно…
Кейт закрыла учебник и кинула его на ночной столик.
— Ничего страшного, все равно надо было кое-что подучить. Мне в любом случае требовались тишина и покой.
— Так, значит, я создаю помехи и отвлекаю отдел, да?
— Только когда я этого сама хочу, — широко улыбнулась Кейт и притянула меня к себе.
Вскоре мы катались по дивану, и Кейт уже расстегивала пряжку моего ремня, когда на меня напал неудержимый хохот: начав смеяться, я никак не мог остановиться. Кейт изумленно приподняла брови, но я не мог описать картины, проносившиеся в моем воображении: Блудный Сын, вольготно раскинувшийся на кровати, нюхает какой-нибудь особо очищенный кокс, Юный Почтальон со сбившимся набок галстуком раскланивается перед бесконечными рядами «Свифферов», Пессимист беззаботно разгуливает по полю подсолнухов — картина абсолютного счастья и всеобщего удовлетворения.