Макар скривился от тяжёлого запаха крови, гари и кала. Двинулся между исковерканными трупами в поисках боеприпасов. Опустошив несколько подсумков, пробрался к внутренней двери, повернул рычаг, приоткрыл вход в коллектор. В лицо повеяло сырым, но не пропитанным смертью воздухом. Сквозь хрипы и стоны расслышал приближающиеся сзади шаги.
— Молитесь, ребятки, — негромко проговорил Ждан, меняя магазин в автомате.
Макар сплюнул.
— А я бы оставил их так подыхать, за все их дела…
— Я бы тоже, — Кивнул Ждан. — Только, не дай бог, сюда успеет ещё кто-нибудь заглянуть, до того как они сдохнут. Обширяет их наркотой, да выведает, сколько нас и куда мы двигаем. Современные медикаменты творят чудеса, хотя и ненадолго, но поговорить хватит.
— Тоже верно, — согласился Макар и нехотя поднял автомат.
Подумав, перевёл предохранитель на одиночный огонь. Уже чувствуя подступающую к желудку муть, как во сне навёл оружие на крайнего. Выстрелил, стараясь не смотреть на брызги мозгов. Рядом несколько раз хлопнул автомат Ждана и наступила звенящая тишина. Макар снова подставил лицо прохладному сквозняку.
Ждан глянул на мелкую испарину, покрывшую его лоб. Лицо Макара белело как брюхо дохлой рыбы.
— Эй, братец, ты как?
— Что как? — бесцветным голосом откликнулся Макар.
— Чё-то скверно выглядишь. Совсем скверно!
— А чувствую ещё хуже, — буркнул Макар. — Не люблю крови, меня с неё всегда мутило, а тут ещё и мяса с ливером как на бойне.
— Ничё, ща отпустит! — Ждан достал флягу со спиртом. — На-ко, хлопчик, подмолодись, и будет хорошо! А хорошо не будет, так главное, что хуже не станет.
Макар хлебнул с видом смиренного пациента. Развернув автомат стволом вверх, занюхал пороховой гарью и медленно выдохнул. Глаза начали оживать.
— Во, уже лучше! — похвалил Ждан, забирая флягу. — Как говаривал папаша Христофор, который Колумб, пьяному и море по колено!
— Море воды или море крови?
— Это уже другой вопрос, — пробормотал Ждан растворяя дверь в нижний уровень, — Пойдём-ка отсюда, а то и спирт ненадолго спасёт, когда перед глазами такой натюрморт разложен.
Макар ступил за ним, привалился к полукруглой стене, подождал пока спутник задраит вход и включит фонарь. Ждан двинул лучом вниз по коридору, убедившись, что там чисто, хлопнул Макара по плечу.
— Валим.
Макар шагнул следом, вполголоса проворчал.
— Не люблю я этого. Каждый раз будто сам умирать начинаю…
— А как же раньше? Вроде всегда бодрячком был.
— Так то на расстоянии, — пожал плечами Макар. — Или когда крутишься и особо разглядывать некогда. Или в драке, когда адреналин бурлит. А тут даже испугаться не успел, а уже гора мяса наворочана. Вот и приплющило чего-то.
Ждан оглянулся.
— Эт нормально! Жизнь — не кино с Рэмбами и Терминаторами. Сознательное убийство — всегда тяжёлый труд, если ты не утратил человеческие черты. Но ещё хуже задубеть душой и привыкнуть к убийству, когда психика адаптируется и перестаёт испытывать душевные неудобства. Извечный парадокс: терять человеческий облик нельзя, а выживать надо, — Ждан помолчал. — Меня от здешних приключений тоже иногда колбасит.
— И тебя тоже? — не поверил Макар.
— А ты думал, я железный? Нет, брат, среди нормальных людей железных нет, и быть не может. Даже у бойцов разных спецназов, бывает, наступает момент, когда мочилово поперёк горла встаёт. Тогда и уходят обычно, кто в пьянку, кто в религию.
— А я всегда удивлялся, как вменяемые и сильные люди попадают в церкви.
— Тут просто всё, — проговорил Ждан. — Каждый мужик, даже самый крутой и опасный, где-то в глубине души, до конца дней остаётся маленьким мальчиком, которому иногда больше всего на свете хочется уткнуться в тёплые ладони кого-то сильного, как отец, и доброго, как мать. Спрятаться в этих оберегающих руках, и отчаянно выплакать все свои страхи, горести и слабость. Будто и нет у него жестких сбитых кулаков, широченных плеч и немеряной храбрости…
Только присутствие женщины и детей, только ответственность перед Родом и соратниками держит мужчину взрослым и сильным. И постепенно не только окружающие, но и он сам привыкает считать себя крутым. Ему уже невозможно показаться при ком-нибудь тем самым маленьким испуганным мальчиком. Лучше умереть, чем выказывать слабость перед собой и людьми.
А перед Богом — можно. Перед Богом быть чадом незазорно… Даже если этот Бог — порождение собственной фантазии, или результат религиозной пропаганды.
Почему чаще всего именно попы и церкви? Наверное потому, что понатыкано их повсюду без счёту, и альтернативу им найдёшь не сразу.