— А почему это важно?
— Если я всё правильно понял, тут должна быть особая ловушка, которая вынудит одного испытуемого избавиться от другого. Но пока это не подтверждается. Брат Чжао рассказал, что его столкнули с подъемника. Подъемник мы прошли. Теперь вступаем в область неведомого и… Чёрт, что это? — Цзиньчан поднял вверх факел со стены.
К ним приближался огромный тигр.
— Откуда он тут взялся? — изумился Бяньфу, вынимая меч.
— Это мы его выпустили. К его клетке вот в том отсеке прикреплена решётка. Ограда поднялась, когда ты тянул веревку вниз. Но не стоит убивать его.
— Почему?
— Посмотри на него! Он сыт и толст, как домашний откормленный кот. Его явно привели сюда только утром, когда узнали, что кто-то записался на испытание. Он почти ручной. Возьми другой факел, он боится огня, загоним его обратно в клетку, а после переруби мечом веревку.
— Хорошо. А это что, уже второе испытание?
— Наверное. Но какой в нём смысл? Мы что, должны были испугаться жирной полосатой кошки?
— Но раз кандидатам оставляют мечи, не предполагается ли, что они должны убить тигра?
— Нам сказали, выйти до заката через Золотые ворота. Ни о каких жирных тиграх никто не говорил.
Бяньфу не мог не согласиться с разумностью заключения Золотой Цикады. Они загнали тигра в клетку и перерубили веревку, опустив решетку.
Потом они оказались в новом зале, самом красивом из тех, которые они миновали. Этот зал казался страницей утерянной книги былого, где иероглифы теней плясали на стенах, рассказывая о былом величии и трагедиях минувших эпох. Кажется, это был главный зал какого-то древнего храма, но кто и каким богам приносил тут жертвы?
Из зала выходило три двери. На алтаре стоял небольшой ларец из яшмы. Цзиньчан и Бяньфу замерли перед ним.
— Можно ли его открыть?
Золотая Цикада пожал плечами.
— Там могут оказаться драгоценности, а может лежать клубок змей. Но открыть его придётся. Над этим ящиком тот же иероглиф, и пахнет он лаком чжилань. Осторожно открой ларец кончиком меча. Если там змеи, сразу отскакивай, а я стукну по змее сбоку.
Но змеи в ларце не оказалось. Там лежала нефритовая таблица, исполосованная странной вязью. Бяньфу показалось, что он уже где-то видел такие знаки, и он тут же вспомнил, что они были в баоцане семейства Фэн. Цзиньчан же уже вынул таблицу из ларца и уставился на нее, стараясь повернуть надпись к свету факела на стене. Наконец опустил табличку и досадливо хмыкнул.
— Почему все умники так любят напыщенный слог? К чему такой пафос?
— Что там написано?
— «Здесь время теряет свою власть, искривляя прямые пути и напоминая о бренности всего сущего. И среди этой каменной тишины, где каждая капля воды, падающая с потолка, звучит как удар сердца, ощути себя песчинкой в бескрайнем океане, свидетелем вечного танца жизни и смерти…» Санскрит. И к чему это?
— Там на обратной стороне что-то тоже нацарапано.
— Где? — Цзиньчан поспешно перевернул табличку. — Хм, тут по-китайски. Одно слово «сюань».
— Это фамилия того, кому принадлежит дощечка? Или чёрный цвет?
Цзиньчан пожал плечами. Иероглиф мог обозначать понятия далёкий, скрытый, незаметный, тайный, сокровенный, таинственный, непостижимый, глубокий и нереальный. Обозначал он и черный цвет. Чёрный — символ неба, воды, севера, зимы, холода и смерти. Допустим, это указание идти на север. Но через северный проход они вошли в зал.
— А этот санскрит тот же, что был в баоцане? — неожиданно спросил Бяньфу.
— А? — отозвался Цзиньчан, — Что ты спросил? Баоцан? Точно!
Он выудил из рукава два киноварных шарика, отдал Бяньфу распоряжение развести огонь и поджарить пирожки, взятые с собой, а сам замер в позе бессмертного. Когда запахло горячим мясом, он открыл глаза.
— Я все понял, — сказал он, вцепляясь зубами в пирожок, посыпанный кунжутом, — надо смотреть на вещи с двух сторон, — он поднял таблицу на просвет факела. Иероглиф «сюань» закрыл слово «власть» и добавил отрицание слову «искривляя». Цзиньчан кивнул. — «Не искривляй прямые пути»! Нам прямо на юг через центральную дверь, — уверенно сказал он, доедая пирожок и поднимаясь.
Таблица, приложенная к южной двери, отворила её, за ней открылся холодный подземный грот. Новый иероглиф с запахом лака чжилань на стене говорил, что они не ошиблись, но сырой, пронизанный запахом тлена воздух обволакивал, словно саван. Факелов на стенах здесь не было, тьма сплетала зловещий узор теней на стенах, а тишина звенела от немоты. Под ногами хрустели кости: то ли безмолвные свидетели ушедших эпох, то ли скелеты и черепа тех, кто не прошел испытание. Они выстилали пол, словно мозаика отчаяния. Между ними ползали странные полупрозрачные белые змеи.