— Что? Ты хочешь сказать, что мы действительно потомки Святого Меча?
Цзиньчан только хмыкнул.
— Пэй Мин не был особенно женолюбив, но имел жену и пять наложниц. И иногда, отдыхая от сражений, он навещал их, народив в итоге почти дюжину детей, сыновей и дочерей, одной из которых была Пэй Линьянь, которая вышла за Фэн Ши, крупного землевладельца. Её дочь Фэн Ши Юн — наша прародительница. Ты не знал, что ли?
Бяньфу потрясенно покачал головой. Он действительно этого не знал. После мятежа Ань Лушаня они потеряли не только дом, но и память предков, три главы рода тогда были убиты.
Однако Цзиньчан и тут не проявил ни малейшей сентиментальности.
— Не следует излишне часто вспоминать об этом. Только пни постоянно говорят о своих корнях. Глупо это. К тому же, излишне кичась предком, ты нарываешься на ненужные сравнения. Стоит тебе дать слабину — и тебе тут же припомнят это, скажут: «Надо же, а ещё потомок Святого Меча!» Если Святой Меч был символом доблести и чести, его потомки должны доказать свою ценность не родословной, а делами. Надо писать свою историю, не оглядываясь на тени прошлого.
Бяньфу с интересом спросил:
— Ну а что для тебя святое, Цзиньчан? Скрижали истории для тебя не святы. Вера? Ты знаешь даже буддийские дхарани, но исповедуешь принципы Болотной Гадюки. Ты вырос в семье с дурными принципами и невысоко ценишь родство и предков. Ты также крайне дурно отозвался о женщинах, когда говорил о Ян Гуйфэй…
Цзиньчан покачал головой, перебив его.
— Я говорил, что женщина не стоит империи, только и всего, а моя семья была просто стаей волков, грызущихся за падаль.
— Пусть так. Но что для тебя святое? Оно есть?
— Почему нет? Даже в темноте ночи проступают звезды, даже в сердце змеи теплится искра тепла.
— Но за что ты готов умереть?
Цзиньчан усмехнулся.
— А в том подземелье, если бы я не совладал с волками, ты бы ринулся мне на помощь?
— Разумеется, но ты справлялся лучше меня.
— А если бы пришлось погибнуть от волчьих зубов, спасая меня? Ты отдал бы жизнь за меня?
— Да.
— Но готов ли ты молиться на меня, братец? Отдать жизнь за того, кто тебе дорог — это нормально, а вот со святыней надо определиться в тишине и после долгих размышлений. Это разные вещи.
____________________________________________
[1] шесты больше двух метров длиной
[2] копьё разового шага и среднее горизонтальное копьё
[3] 95 кг.
Глава 8. Стратагема 偷梁換柱. Укради балки и замени их гнилыми подпорками
Скрытно изменить суть происходящего,
не касаясь внешних признаков.
Вывесить на витрину баранью голову,
а продавать собачатину.
Ван Шанси, отпустив учеников, погрузился в размышления. Как подготовить их для участия в турнире? Прежде всего, он собирался продолжать рассказывать всем, что ребятишки его не особо сильны, им просто везёт, он должен заставить их притвориться слабыми поросятами, чтобы в итоге съесть тигра. Нужно всячески скрывать их силы, а самому натаскать их как следует. Заниматься придётся день и ночь, и тут серьезно мешало то, что его ученики не могли драться друг с другом. Почему так? Может, это мистическое завещание Святого Меча, запрещающее его потомкам убивать друг друга? В любом случае, он сам и Бо Миньюнь могли вдвоём тренировать их.
И Ван Шанси принялся за дело. Тяжелые изматывающие тренировки быстро стали ритуалом, клинки Цзиньчана и Бяньфу рассекали воздух, словно свистящий шепот ветра. День за днем, под палящим солнцем или проливным дождем, они оттачивали свои навыки, тренировались с рассвета до заката и укрепляли тела до грани невозможного.
При этом Бяньфу с удивлением замечал, что Цзиньчан становился все задумчивее и мрачнее. Заходя к нему под вечер, Бяньфу неизменно заставал друга в полусонной медитации, вращающим на ладонях киноварные шарики. Казалось, он ищет и не находит ответ на какой-то незаданный вопрос.
Между тем события развивались сразу в трёх направлениях. Ли Цзунцзянь, сын прежнего императора Веньцзуна и племянник нынешнего, заявил о своей готовности участвовать в турнире. После этого, а может быть, вследствие этого, было объявлено, что на турнире будут присутствовать Чжэнь Чанле, Сюань Янцин, Лю Лэвэнь и Ши Цзинлэ, четыре красавицы Чанъани. Говорили, что они затмевают лунный свет, и каждая казалась воплощением грации и изящества, «цветущим лотосом в царстве Блаженных», как выразился прославленный столичный поэт. Но на этот раз оказалось, что они будут не просто украшать праздник. По городу, словно ветер, разносящий аромат цветущей сливы, пронесся слух о том, что первые красавицы столицы удостоят победителей турнира некой особой чести!