Бяньфу схватился за голову.
И где были его глаза? Выходит, он тоже склонен подпадать под обаяние общего мнения, видеть то, чего нет, очаровываться и обманываться.
А вот Цзиньчан не ошибся. Он с самого начала видел все, как есть. И он назвал красавицами Ши и Мао Лисинь. Да, Лисинь не была величественна и прекрасна, как Ши, скорее, в ней проступало очарование котёнка, на которого, как он не расшались, невозможно рассердиться…
Однако все это было его, Бяньфу, личной слепотой, с которой можно было разобраться позже. Но Лисинь четко назвала и дату и имя человека, который всё это устроил, хотя она же выразила допущение, что Сюй Хэйцзи пел с чужого голоса. А значит, этот человек по-прежнему остается неизвестным.
Этот человек — мастер стратагем, умело прячется за чужими спинами и, как кукловод, дергает за нужные ниточки. Он — архитектор интриг, чьи мотивы скрыты за маской благожелательности, расчетливый ум, способный просчитать ходы на несколько шагов вперед. В его арсенале — дар манипуляции и феноменальная наблюдательность. Он видит слабости других и использует их в своих целях и никогда не действует напрямую, предпочитая оставаться в тени.
— И зачем ты зажёг пять свечей, Бяньфу? Что это ты тут разглядываешь? А, красотки…
За его спиной стоял Цзиньчан. Поглощенный своими мыслями Бяньфу просто не услышал его шагов.
— Как же я был слеп! Я ведь смотрел — и не видел! Как? Почему? Ах да, Лисинь сказала, что красавицами девиц назвал на празднике Фонарей сам директор Сюй Хэйцзи, но она не уверена, что он не сделал это с чьей-то подачи. Тот человек по-прежнему неизвестен.
И Бяньфу рассказал все, что смог узнать.
— Даже так? А вот я разговорил нашего учителя. Ван Шанси не помнит, кто кем и кого провозгласил, он на праздник Фонарей редко трезвым бывает, но он вспомнил, что традиция такая в Гоцзысюэ и была раньше.
Бяньфу вздохнул.
— Но кто за всем этим стоит? Меня пугает этот человек. Его истинные намерения известны лишь ему самому, и даже самые проницательные не способны разгадать его игру. Он — загадка, обернутая тайной, внутри которой спрятана еще одна загадка. И пока мы пытаемся понять его мотивы, он продолжает плести свою паутину интриг, оставаясь недосягаемым и неуязвимым.
Цзиньчан улыбнулся.
— Ты драматизируешь. Мы знаем, что он может действовать через директора, и имеет некоторое влияние в высших кругах. Да, цели его скрыты. Но на самом деле он вовсе не так уж и неуязвим. И какие бы цели он не преследовал, мы здорово подпортили ему игру. Ведь он теперь основное внимание вынужден тратить не на достижение своих целей, а на то, чтобы скрыть увечье. Возможно даже, он откажется, точнее, вынужден будет отказаться от своих целей. Мы его если и не остановили, то серьёзно задержали на пути к цели. А раз так, — он досягаем и уязвим. И запомни: свои страхи и фантомы создаем мы сами. Нельзя недооценивать этого человека, тут ты прав, но и переоценивать его тоже не стоит.
— Но ты же не думаешь, что это… сам Сюй Хэйцзи?
Цзиньчан рассмеялся.
— Как я могу так думать, когда сам невольно обеспечил ему алиби? Это же я затащил его в пиршественный зал после турнира! На нас напал вовсе не Сюй и не Ван Шанси. Именно этим двоим мы теперь можем безоглядно доверять. Они вне подозрений.
— Но тогда… Если правда то, что ты говоришь, тогда убийца захочет отомстить нам!
— Захочет, как пить дать захочет. Но отомстить двум ученикам великого мечника Ван Шанси в его охраняемой резиденции не так-то просто, Бяньфу. Все помнят, что случилось с Гэ Чжэнем. Ло Чжоу тоже не недаром держит тут трёх своих лучших людей: надеется, что тот придёт сводить с нами счёты. Но я в это смутно верю. Если бы он был хорошим мечником — увернулся бы от меня и руку бы сохранил. Он вовсе не мастер, просто для него на карте стояло тогда всё, и он дрался из последних сил. Я же просто не воспринимал тогда ситуацию всерьёз. Я затащил в зал троих свидетелей и считал, что решил проблему, показанную мне баоцаном. Но почему эти глаза Будды не могут видеть всё, как есть, почему всё в тумане?
— Но если Сюй Хэйцзи вне подозрений, почему он не может сказать, откуда взялся тот список красавиц?
— Он и сказал. Говорю же, я разговорил Ван Шанси и тот, хоть сам ничего вспомнить не смог, проводил меня к директору.
— И ты молчал об этом? Что он сказал?
Цзиньчан вздохнул.
— Он вспомнил, что признать первым красавцем Исинь Чэня, племянника канцлера, его просил его друг, Линь Цзинсун, декан факультета словесности, причем он обосновал свою просьбу не желанием выслужиться перед его дядей-цзянсаном, а судьбой своего театра «Лунный сад», созданного при факультете словесности за год до этого. Театр, однако, никакого успеха не имел: спектакли были слабые, актеры никудышные, вот Цзинсун и попросил директора Сюя помочь.