Цзиньчан часто прогуливался по залам академии, прокручивая в голове все известные ему факты. Убийства были методичными, спланированными, а жертвы имели много общего: все считались красавцами, всё были детьми из знатных семей. Цзиньчан пересматривал списки учеников и преподавателей, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, хоть что-то, что могло бы связать всех жертв. Мысли роились в его голове, словно потревоженные пчелы.
Что, если убийца не имеет отношения к академии вовсе? Что, если он — кто-то, кто проникает сюда, используя потайные ходы или маскировку? Но эта версия казалась слишком нелепой. Маловероятно, что кто-то посторонний мог так хорошо знать внутреннее устройство академии, расписание занятий и привычки деканов.
Но Цзиньчан снова и снова возвращался к мысли о человеке-невидимке. Это, конечно, метафора, но что, если убийца обладает способностью растворяться в толпе, притворяться кем-то другим?
Он не сомневался, что ключ к разгадке крылся в деталях, которые он упускал из виду, в забытом или незамеченном им обрывке разговора, в случайном жесте, в тени на стене…
Ночь спустилась на академию, окутывая ее сумраком. Цзиньчан заперся в своей спальне, перебирая шарики баоцана, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Цзиньчан понимал, что времени у него почти не осталось. Убийца не остановится, пока не достигнет своей цели.
Но какова его цель?
Глава 18. Стратагема 空城計. Открой городские ворота
Если пусто у самого —
Сотвори ещё большую пустоту.
Последствия двойного убийства быстро проступали. В академии появился канцлер и долго невесть о чем говорил за закрытой с директором и деканами. На следующий день была вдвое усилена охрана. Чжэнь Чанлэ, дочь начальника императорской канцелярии Чжэня Сицзяна, через три дня после гибели её подруги домашние забрали из академии. Поговаривали о том, что к расследованию будет привлечена следственная палата или даже Имперский магистрат.
Цзиньчан, перебирая в руке бусины баоцана, задавал один и тот же вопрос: кто это сделал? Но в ответ лишь видел тяжелые блики луны на воде и волны, колеблемые ветром.
В Гоцзысюэ тем временем появился начальник императорской охраны Ши Шэнься и навестил своего приятеля Ван Шанси. На самом деле он приехал, чтобы уговорить свою дочь Цзинлэ вернуться домой, но из этого ничего не вышло. Девица наотрез отказалась покидать академию. Как ни странно, Ши Шэнься не очень-то и настаивал. Впрочем, причина быстро проступила — как раз в резиденции Ван Шанси. Оказалось, что Ван и Ши учились вместе, с давних лет были друзьями, и потому Бяньфу и Цзиньчан получили приказ накрыть стол для старого друга их учителя.
— Что тут у вас творится? — мрачно поинтересовался Ши Шэнься у Ван Шанси, едва они сели за трапезу. — Троих за три недели убили. И не простолюдинов. Кому это выгодно?
— Знали бы мы это, уже бы поймали мерзавца, — уныло отозвался Ван Шанси. — А ты за дочкой приехал?
— Хотел забрать, но она ни в какую. Однако Ши за себя постоять сможет, тут я спокоен, но ты на всякий случай приглядывай за ней, как бы чего не вышло. И ещё. Слышал я стороной, что она вроде роман закрутила с победителем турнира мечников, с твоим учеником. Кто он таков?
Бяньфу, резавший на кухне овощи и жаривший пирожки, прислушался. Цзиньчан, вносивший в трапезную жбан вина, галантно поклонился.
— Это я, меня зовут Фэн Цзиньчэн. Но роман ваша дочь со мной не крутила, я всего лишь её скромный поклонник.
Ши Шэнься критически оглядел фигуру Цзиньчана, но ничего не сказал, только осведомился, из какой тот семьи. Фэн спокойно рассказал всё хорошее, что можно было сказать о его семействе, упомянув о том, что он единственный наследник богатого отца и потомок великого мечника Пэй Мина.
Ши Шэнься отрывисто приказал.
— Ты тоже не спускай глаз с моей дочери. Я усилил в её особняке охрану, да только знаю, что ей вечно на месте не сидится. Везде сопровождай её.
Цзиньчан, несколько удивлённый приказом, тем не менее, с готовностью поклонился. А Ван Шанси спросил напрямик.
— Да почему ты сам её забрать не можешь? Прикажи — и вернётся она. Дочь она тебе или нет?
Ши вздохнул, выпил винца и шмыгнул носом.
— Да что приказывать-то? Не люблю я родительской-то властью злоупотреблять…