– Так, – приказал после паузы, – лично едешь на «Дно» и отвозишь туда тела офицеров. Можешь выгрузить прямо перед станцией. Не сам, понятно, один взвод с собой. Произнесешь речь о возмездии.
– Я не умею! – испуганно отметил Макс.
– Вот что мне говорил, то и повторишь для всех. И резюме – так будет с каждым, нарушающим правила. Должен быть суд и возможность защищаться. Адвокаты и прочее лабуда. А мы не бандиты, а Народная Армия и имеем право на соответствующее отношение. Иначе каждому воздастся за дела свои. Поименно. И кто не остановит взбесившегося начальника, виновен не меньше. Это ясно?
– Так точно.
– Мы отходим на Фармин, потом на Логлин. Забираем с собой весь подвижный состав железной дороги и взрываем за спиной мосты. Все. Игры закончились. Дороги назад после этого нет.
И как бы не специально ты мне это устроил, подумал без особой злости. Рано или поздно случилось бы. Не это, так другое.
– Надо общий сигнал подать. У меня радист с собой.
– Это удачно. Ко мне его. Пусть и по радио для всех передадут. Шаманов прикинул и кивнул своим мыслям. – Все равно требуется общее обращение. Официальное. Телеграф. Где ближайший?
– Шесть лиг – станция «Горбатая».
– Кто этот умник выдумывающий названия? Ладно. Я ухожу туда и забираю остальных. Ты выполняешь приказ и быстренько двигаешься за нами. Кстати, столбы тоже валить, – он посмотрел на часы. – Через шесть часов приступаем. Связи у армии быть не должно.
– А, – нерешительно поинтересовался Макс, – откуда передачи идут? Ну, радио Свободы? В горах станции нет, я бы знал.
– Когда научишься держать свои эмоции в узде, получишь дополнительную информацию. А пока что не ясно? Он обернулся и недовольно уставился на подошедшего Рыбалкова. – Да?
– Вот, – невразумительно сообщил тот, вручая несколько исписанных листков из блокнота.
«О Патра, остров наш, прекрасный. С тобой говорю я. Почему ты печален, ведь на улице весна и природа пробуждается к новой жизни. Откуда вдруг траурные одежды. О чем льешь слезы в скорби?
О мертвых своих плачешь. О детях своих. Что и кому они сделали плохого? Слушайте правду – они не свершили ни одного преступления. Они хотели обычной справедливости. И даже не все. Смерть безжалостно вырвала из рук родителей и обычных детей. Эти негодяи в военной форме не охотились на врагов государства. Они целились в беззащитных. В мирных людей.
Почему? Чтобы заставить вас бояться! Чтобы Патра сжалась в страхе и не смела поднять голову. Чтобы не заботилась о своих интересах, а служила батраком. Они ошиблись. С помощью страха ни разу не удалось решить ни одной проблемы. Зато народ мой, ты точно знаешь, у нас больше друзей в правительстве Шиола. Нет их в армии. А может и не имелось никогда? Задумайся мой прекрасный остров. Пришла пора отрезветь и не надеяться на чью-то помощь.
Помоги себе сама и Бог тебе поможет. Хватит упираться и просить милости. Наши жертвы вопиют к твоему разуму. Ведь они не последние и должны быть отомщены. Слушай и запоминай мой замечательный остров: настал час потребовать от каждого считающего себя достойным и порядочным человеком, к какой бы группе или политическому направлению он бы не принадлежал – хватит пустопорожней болтовни! Пришел час браться за оружие!
Слушай Патра! Пришла пора показать кто мы. Достойны ли свободы. Барабаны бьют атаку»!
– Хорошо, – сказал Шаманов, поднимая глаза от текста. – Винтовку я тебе не дам. Польза и без того будет. Постарайся добавить приблизительно вот такое: отныне происходящее открывает дорогу не липовым, а настоящим заслугам. Не всем подряд, а людям, у которых есть идеалы и мужество. Добровольно идущим в бой.
– Подставить грудь под пули и высоко поднять знамя свободы, – известил его Рыбалков в глубокой задумчивости.
– Ну что-то в этом роде, – согласился Шаманов. – Бунт – это бунт. Это бессмысленное разрушение и отсутствие программы. Проломили голову, сожгли полицейский участок и разбежались по домам, трястись пока их всех не арестуют. Мы не бунтовщики. Мы революционеры. Здесь важнее идея. Тут хоть всех перестреляй, но остановить прочно пустившую корни в массах идею не удастся. Ясно?
– Ага, – подтвердил журналист.
– Вот и замечательно. Иди пока исправь. Исполним непременно по радио твой шедевр для всеобщего сведенья. Натурально не шучу, работай. А ты чего стоишь? – удивился, присутствию Геллера. – Марш, марш, в «Дно». Время уходит.