Мгновенно следом за ней в комнате очутилась Катя. Вытянула портфель, выдернула браунинг и спрятала в карман. Сунула за пазуху и оставшийся синий мужской носок. Удостоверение положила обратно к дядиным бумагам. Бросила на кровать дядины штаны с отрезанными пуговицами. Подвинула на край стола стакан с цветами, сняла подушку, разлила одеколон на салфетку и соскользнула через окно в сад.
Очутившись позади холма, Катя пробралась к развалинам старой беседки. Сорвала лист лопуха, завернула браунинг и задвинула его в расщелину. Спустилась. Перелезла через невысокую ограду. Прошмыгнула кругом вдоль забора и остановилась перед калиткой.
Тут она перевела дух, вытерла лицо, отряхнулась и, непринуждённо насвистывая мелодию, распахнула калитку.
Дядя и старик Яков сразу же обернулись.
Как бы удивлённая тем, что увидела старика Якова, Катя на секунду оборвала мелодию, но сразу же, только потише, принялась насвистывать снова.
Подошла, вежливо поздоровалась.
— Дядя, — сказала Катя, — а, интересно, в какой стороне отсюда Новороссийск?
— Морячка! Путешественница! Дитя капитана Гранта! — Похвалил её дядя, очевидно довольный тем, что Катя не нахмурилась и не удивилась, увидев здесь старика Якова, который был теперь наголо брит — без усов, без своей армейской гимнастёрки с орденом, а в светлой курортного вида рубашке и в таких же штанах. — Вон в той стороне Новороссийск. Сегодня мы едем в Сочи — там проводим старика Якова на пристань: он плывёт в Севастополь к своей больной бабушке, а потом я отвезу тебя в Новороссийск.
Это было что-то новое. Но Катя не показала виду и молча кивнула головой.
— Ты должна быть терпеливой, — сказал дядя. — Терпение — обязательное качество для сотрудника милиции. Помню, в Чечне, сидели мы в однажды в засаде… А, впрочем, расскажу потом. Ты где бегала? Почему лоб мокрый?
— Домой торопилась, — объяснила Катя. — Думала, как бы не опоздать к обеду.
— Нас сегодня старик Яков угощает, — сообщил дядя. — Не правда ли, добряк, ты сегодня тряхнешь бумажником? Ты подожди, Катерина, минутку, а мы зайдём в комнату. Там он с дороги отряхнётся, почистится, и тогда двинем к ресторану.
Катя проводила их взглядом, села на скамью и, принялась разглядывать море на горизонте.
…Не прошло и трёх минут, как по лестнице раздался топот, и на дорожку вылетел дядя, а за ним, без рубашки, в одних брюках, старик Яков.
— Катерина! — закричал дядя. — Ты старуху не видела?
— А она, дядечка, на заднем дворике голубей кормит. Вот, слышите, как она их зовёт? «Гули, гули»!
— «Гули, гули»! — хрипло зарычал старик Яков. — Я вот ей покажу «гули, гули»!
— Только ласково! Только ласково! — предупредил на ходу дядя. — Тогда мы сразу же… Мы это быстро…
Голуби с шумом взметнулись на крышу, а старуха с беспокойством глянула на подскочивших к ней мужчин.
— Только тише! Только ласково! — оборвал дядя старика Якова, который начал материться ещё от самой калитки.
— Добрый день, хорошая погода! — торопливо заговорил дядя. — Птица-голубь — дар Божий. Послушайте, мамаша, это вы нам сейчас принесли в комнату разные… цветочки, василёчки, лютики?
— Для своих друзей, — начала было старуха, — для хороших людей… Ай-ай!.. Что он на меня так смотрит?
— Отдай по хорошему, дура старая! — заорал вдруг старик Яков. — Не то жалеть будешь!
— Только ласково! Только ласково! — загремел на Якова дядя. — Послушайте, дорогая: отдайте то, что вы у нас взяли. Ну, на что вам оно? Вы женщина благоразумная (молчи, Яков!), лета ваши преклонные… Ну, что вы, солдат, что ли? Вот видите, я вас прошу… Ну, смотрите, я стал перед вами на одно колено… Да закрой, Яков, калитку! Кого ещё там хрен несет?!
Но закрывать было уже поздно: в проходе стоял бородатый старухин сын и с изумлением смотрел на выпучившую глаза старуху и коленопреклоненного дядю. Дядя подпрыгнул, как мячик, и стал объяснять, в чём дело.
— Мама, отдайте! — строго сказал её сын. — Зачем вы это сделали?
— Но на память! — жалобно завопила старуха. — Я только хотела на добрую, дорогую память!
— На память! — взбесился тогда не вытерпевший дядя. — Хватайте её! Берите!.. Вон он лежит у неё в кармане!
— Нате! Подавитесь! — вдруг совершенно спокойным и злым голосом сказала старуха и бросила на траву синий мужской носок.
— Это мой носок! — торжественно сказал старик Яков. — Сам на днях покупал в Ростове. Давай выкладывай дальше!