Мариам Петросян. Баран
Стандартная однокомнатная квартира. В гостиной, она же спальня, на раздвижном диване спит мужчина. Сон его неспокоен. Со двора через раскрытое окно периодически доносится унылое баранье блеяние. Мужчина ворочается, вздыхает и наконец просыпается. Лежит, прислушиваясь. Баран блеет.
Мужчина вполголоса ругается. Включает ночник. Баран замолкает. Мужчина настороженно ждет.
Баран молчит. Мужчина тянется к стоящей рядом с диваном тумбочке, берет с нее наручные часы, смотрит на них, возвращает на тумбочку и выключает свет. Некоторое время он лежит в темноте, пытаясь уснуть.
Баран опять начинает блеять.
Мужчина нервно вскакивает. Не включая света, подходит к окну. Отдергивает занавеску, пытаясь что-либо разглядеть. Во дворе шестиэтажного дома темно. В доме напротив горят только два окна. Баран молчит.
Мужчина некоторое время стоит у окна, потом, потирая заспанное лицо, идет к кровати. Ложится. Лежит, прислушиваясь. Баран молчит.
Мужчина со вздохом устраивается поудобнее. Взбивает подушку, обнимает ее, и тут же вновь раздается баранье блеяние. Еще громче, чем раньше.
Мужчина встает. Включает свет. Одевается. Идет на кухню. На плите — жирная сковородка, на кухонном столе — развернутая газета с почти полностью решенным кроссвордом, рядом на тарелке — недоеденный бутерброд. Мужчина складывает газету, выбрасывает в мусорное ведро остатки бутерброда и включает чайник. В кухне бараньи жалобы почти не слышны. Мужчина заваривает себе чай. Садится. Закуривает. Чашка с чаем остается нетронутой. Сделав несколько затяжек, мужчина вскакивает и идет в ванную комнату. Достает из настенного шкафчика упаковку ваты, сворачивает из нее два тампона и тщательно затыкает себе уши.
Возвращается в спальню. Захлопывает окно, не раздеваясь, падает на диван и укрывается с головой.
Баран продолжает жаловаться. Чуть погодя его блеяние перебивается собачьим лаем, еще через какое-то время целая стая собак истошно лает, захлебываясь и повизгивая, а крики барана делаются громче и тревожнее. Мужчина ворочается с боку на бок. Встает. Вытаскивает из ушей вату, бросает ее на пол и устремляется к окну. Распахнув окно, кричит изо всех сил:
— Эй, чей это чертов баран там внизу? Уроды! Чей баран, я вас спрашиваю!
Тишина. В шестиэтажке горят всего четыре окна. Во всех остальных квартирах люди, вероятно, мирно спят.
— Да что же это такое? — шепчет мужчина. — Они что, оглохли все?
Он снова высовывается в окно.
— Чей это баран, чабаны треклятые?!
— Эй, сосед, зачем шумишь? — окликают его с верхнего этажа. — Перебудил всех!
Мужчина выворачивает шею, глядя вверх.
— Я шумлю? — переспрашивает он. — Я разбудил? А этого поганого барана вам не слышно? А собаки вам не мешают?
Невидимый сосед сверху громко зевает.
— Слушай, Вазген, нам мешаешь ты. Всякие природные звуки нам не мешают. Не шуми больше, хорошо?
Окно захлопывается.
— Чей это баран? — истошно кричит Вазген, свесившись из окна. — Эй, чей это баран, скажи!
Верхнее окно открывается.
— Не знаю я, чей это баран! — отвечает сосед раздраженно. — Кто-то привез для матаха[1], не знаю кто.
Окно опять захлопывается.
В течение всего разговора баран продолжает блеять, а собаки — выть.
Вазген хватается за голову.
— Город, — шепчет он саркастически. — Столица! Центр! Цивилизация! Природные звуки им не мешают! Только другие люди!
Он одевается и идет на кухню. Стоя пьет остывший чай.
— Хорошо же, — говорит он с угрозой. — Найдете вы утром своего барана... Нарезанного на шашлык!
С грохотом выдвигает кухонные ящики. Из одного берет фонарик, из другого — ножницы. Вертит их в руках, прячет в карман. Идет в ванную комнату. Берет стоящее в ванне ведро с водой и выносит его в прихожую. Порывшись в стенной нише, отгороженной занавеской, достает лыжные палки.
С лыжной палкой в одной руке и с ведром в другой выходит из квартиры.
Темный двор. Несколько дворняжек истерично облаивают закут между двумя гаражами, где, очевидно, находится баран. Оттуда в ответ доносится громкое блеяние. Вазген подкрадывается к собакам и с размаху выплескивает на них воду из ведра. Собаки с визгом разбегаются. Погрозив им палкой, Вазген отбрасывает пустое ведро и направляется к гаражам. Остановившись перед темным закутком, где притаившийся баран наконец замолчал, роется в карманах в поисках фонарика.
В этот момент кто-то хватает его сзади. От неожиданности Вазген вскрикивает.
— Брат! Друг! — низкорослый, голый по пояс толстяк в тренировочных штанах горячо прижимает Вазгена к груди. — Я гляжу, что это там такое? А это ты шуруешь! Родной ты мой... Вот! — толстяк разворачивает Вазгена лицом к двум вынырнувшим из темноты парням. — Вот настоящий мужчина! Единственный на два дома! Не поленился, спустился, отогнал собак от бедного животного. Все остальные как думают? Не наш баран, какое наше дело, съедят его собаки или нет. А Вазген не такой, он хороший сосед. Он бежит на помощь! Побольше бы таких, как наш Вазген, и этому двору, и этому городу!
1
Матах (арм.) — благодарственное церковное жертвоприношение. Пережиток язычества. — Прим. авт.