– А фруктовый как же? Коров фруктами кормят? – хитро улыбнулся Антошка.
– Ну и дачник белый! Для фруктового кефира надо фруктовых соков!
– Да я пошутил, Андрюша!
– Шутник, тоже мне, курица, собака, петька-забияка, – проворчал Барбоскин.
– А в ванильный сладкий творог ваниль и сахар добавляют? – не унимался Антошка.
– Добавляют, пошли кролей смотреть! – неожиданно предложил Барбоскин.
ПРО КРОЛЬЧИХ И КРОЛЬЧАТ
Огромная белая крольчиха сидит в клетке и грызет длинными острыми зубами деревянное корытце.
– Чего это она? – удивляется Антошка. – Еда лежит, а она?
–Зубы переросли! – говорит Барбоскин. – Не доглядели. Ломать надо.
– Зачем ломать? – недоумевает Антошка. – А чем она есть будет? Кролику без зубов, наверное, нельзя?
– А с такими еще хуже! – сердито сопит Барбоскин. – В этом деле ты, Тошка, ничего не понимаешь. Она же есть не может! Худеет. Смотри какая тощая стала. Раньше в ней килограмм двенадцать было. А сейчас?
Но белая великанша не показалась Антошке худой. Глаза только злые, факт голодная.
– Ох и тяжела, – говорит тетя Марина. – Ишь резцы отрастила! Когда только успела?
Тетя Марина, надев толстые рукавицы, берет крольчиху за загривок, несет отпиливать зубы. Крольчиха сердится, царапается, фыркает, как кот.
– Зачем тетя Марина рукавицы надела? – удивляется Антошка. – Разве холодно? Жарко ведь?
– Крольчиха добра не понимает. Укусить может, – солидно поясняет Барбоскин. – Пошли других кролей смотреть.
Кролики сидят в длинных клетках по одному. Под клетками широкие лотки. Лотки чистят и моют работницы фермы. Возле крольчихи-мамы – крольчата. Крольчата тычутся розовыми носиками в большой живот крольчихи, сосут молоко.
– Во сколько! – говорит Барбоскин. – Народилось шестнадцать штук, десять оставили, остальных к другой крольчихе посадили. Иначе молока всем не хватит. А у той своих мало, пусть других кормит.
Антон никогда не видел новорожденных крольчат: маленькие, чуть побольше мышонка, слепые, но с ушками.
– Какие крохи! Когда же они вырастут?
– Э! – махнул рукой Барбоскин. – Через две недели не узнаешь! Запрыгают ушастые, как взрослые. Сами корм грызть будут. Только успевай подкладывать.
– А чего подкладывать?
– Ну и дачник. Конечно же еду! Спецкорм, минералку, сено. Летом – траву, капустные листья, морковку и все прочее. Все сгрызут эти грызуны.
– А потом куда?
– Известно куда! У нас же откормочная ферма. Товарный вес два с половиной килограмма.
– А как же крольчиха?
– Новых крольчат заведет. Как и куры, как и утки. Яйца – цыплята, утята. Потом – куры, утки. Мясо все едят!
– Ну ты и Барбоскин! – возмутился Антошка. – Лучше я пойду к бабушке Тане.
– Ну и иди! Я же не виноват, что в деревне живу, все знаю. И свиней тоже на мясо, и бычков. Подумаешь, какой городской выискался! Мы вот такие! – выкрикивал вслед Антону сердитые взрослые слова друг его Андрюшка Барбоскин.
ПРО ОВЕЦ, ПРО КНУТ, ПРО ГРОЗУ И ПРО ТО, КАК ЕЕ НЕ БОЯТЬСЯ
Дед Прохор пошел на почту посылать внуку телеграмму, а овец, кнут и собаку по имени Шалый доверил ребятам.
Ох и хитер пес Шалый! Он смирно лежит возле ног, положив морду на вытянутые вперед лапы, делает вид, что спит. Но стоит только барану с большими крутыми рогами перепрыгнуть канаву, как Шалый вскакивает и отгоняет его назад к овцам. У Шалого не забалуешь!
Стадо разбрелось по полю, ест траву. Ребята, как и велел дед Прохор, глядят в оба.
– Скучно пасти, – говорит Антошка, – делать нечего. – Кнутом бы пощелкать, дед Прохор не велел, говорит, «глаз выстегнете». – Андрюш, давай, пока пастуха нет, щелкнем разочек? Не выстегнем ничего!
– Нет, – отвечает Барбоскин, – обещали же деду? Обещание надо выполнять.
– Хорошо, не будем, – соглашается Антошка, держась рукой за плетеную ручку кнута. – Но так неинтересно. Кнутом – не щелкни. Овец – Шалый пасет. А мы зачем?
Неожиданно за лесом загремело, засверкало. Небо становилось все мрачнее, чернее. Из-за кустов вылетел ветер. Ветер стал трепать березовые листья, вертеть ветками, раскачивать стволы.
– Гроза начинается! – выкрикнул Барбоскин, хватаясь за кнут. – Надо овец к деревне гнать, за изгородь, а то разбегутся.
Шалый, словно поняв Барбоскина, вскочил и стал бегать вокруг стада. Барбоскин размахивал кнутом и кричал:
– Бяшки! А ну, бяшки! Пошли! Домой, домой!
Овцы, сбившись в кучу, перебегали с одного места на другое, испуганно блеяли, но вперед не шли. В это время совсем рядом страшно треснуло, потом загрохотало.
– Гроза над нами! – крикнул Барбоскин срывающимся голосом и щелкнул кнутом. Антошка кинулся под высокое дерево.
– Назад, Тошка! Убьет! – Антон испугался еще больше и помчался к Барбоскину. Он вцепился в него обеими руками.
– Отцепись, ошалел что ли! – голос Барбоскина слился с грохотом. Антону стало стыдно, и он побежал к деревне. Барбоскин, размахивая кнутом, отогнал овец от большого дерева и погнал по дороге.
– Пошли! Пошли! – кричал Барбоскин, непрерывно щелкая кнутом. Шалый прыгал вокруг стада, не давая овцам разбегаться, гнал их к изгороди. Огненные кривые стрелы пробегали по черным страшным тучам.
Трах-та-ра-рах! – гремело кругом. – Трах-та-ра-рах!
Блеяли овцы, лаял Шалый, щелкал кнут. А сверху лил густой толстый дождь.
Антон плелся сзади всех. Вода стекала по спине прямо в кеды. Рубаха и штаны стали такими мокрыми, будто он только что вылез из реки. Навстречу ребятам спешил дед Прохор.
Трах-та-ра-рах! – гремело над полем, над лесом, над деревней. – Трах-та-ра-рах!
– Поди перепугались? – издали крикнул пастух.
– Перепугались, – признался Барбоскин, – я даже кнутом от страха щелкать стал, а ты не велел.
– Ты же не для баловства щелкал? – дед Прохор из рук Барбоскина взял кнут.
– Нет, овец сгонял, как ты.
– Вот и ладно.
А тут и дождь кончился. Небо стало синим и солнечным. Только где-то за лесом сверкало и гремело. На чистой зеленой траве засверкали крупные каплищи. Воздух, промытый дождем, был таким вкусным, что невозможно сказать. А над речкой выгнула спину разноцветная дуга-радуга. Ну точно как на картинке, даже красивее.
– Туча, поди, в город подалась, – сказал пастух. – Пусть и там помочит. Небось, пыль столбом от машин да трамваев этих! Так, что ли, Антон?
– Так, – отозвался Антошка, – пусть польет. А я, дедушка, очень грозы испугался. Думал, громом всех побьет. А Барбоскин не забоялся. Храбрый он.
– Да чего там, – засмущался Андрюша, – тоже забоялся. А громом, Тошка, не убивает. Бьет молния. Особенно любит она высокие деревья. Бабушка говорит: «Чтоб грозы не бояться, надо есть черные корки от хлеба».
– Ты первый раз со стадом-то? – спросил дед Прохор.
– Первый, – откликнулся Антошка. – Второй раз и грозы не испугаюсь, вот увидите.
ПРО МАЛЬЧИКА ВАЛЕРИКА, ПРО КОЗУ ФРОСЬКУ И СОБАКУ БУЯНА
Трава за огородами такая высокая, что в ней можно легко заблудиться. Особенно много травы с медовым запахом. Когда заходит в нее Валерик, даже его белой шапочки не видно.
Валерик – друг Барбоскина, он дачник. Ему скоро исполнится шесть лет. Он хоть и маленький, но хороший человек, не ябеда, не жадина и очень вежливый. Только с Валериком все время происходят всякие истории. Например, вчера он забрался в эту самую траву и потерялся. Хорошо, что навстречу шла коза Фроська. Коза рогатая, но смирная. Валерик взобрался на козу, сел верхом, вцепился в рога и поехал. Едет, голыми пятками Фроську в бока подталкивает, сам сочиняет: «Фроська, Фроська, ты меня не сбрось-ка. На козе приеду прямо я к обеду!» Фроська его и привезла к самому крыльцу дома, где жил Валерик с бабушкой. На крыльце сидела хозяйка тетя Полина и Валерикова бабушка Калерия Ивановна. Как увидела Калерия Ивановна такое, хотела заболеть, но передумала.