Выбрать главу

Оля стоит на пороге и с миролюбиво-виноватым видом протягивает мне большой стакан с кофе из кафетерия. Она одета в джинсы, простую футболку и кроссовки. Но вещи определенно ее, если бы футболка была Кая, она висела бы на Оле куда свободнее.

— Прости… что бы я там вчера тебе ни наговорила, - сипло извиняется Оля и, не дожидаясь, пока я возьму свой стакан, ставит «дары» на стол, взамен сцапывая стакан с морковным соком – моим соком. Выпивает одним залпом, промокает губы тыльной стороной и сглатывает. – Я увидела кучу моих звонков тебе и кучу твои мне.

— Совсем ничего не помнишь? – все-таки переспрашиваю я.

Оля пожимает плечами и по-хозяйски идет к холодильнику, чтобы достать оттуда новую бутылку с соком и выпить еще немного, на этот раз без стеснения, прямо из горлышка. Делаю себе мысленную зарубку сказать Анжеле выбросить его и заказать новый. Можно целый ящик.

— Помню только, что Кай отвез меня домой, - пожимает плечами она. Кривится, будто имя мужа горячим воском капает на язык.

— Он ведь твой муж, - бросаю я, отворачиваясь.

— Ну, только на бумажках.

Слышу еще один глоток и едва подавляю желание не прикрикнуть на Олю, что сперва лучше рассказать, а потом запивать похмельные последствия бурной ночи.

— Что значит «только на бумажках»?

— А то и значит. – Падчерица падает на диван, раскидывает руки и мотает головой. – После того, что сделал Кай, отец никогда не позволит нам быть вместе.

Именно эту фразу она сказала вчера по телефону, только тогда у нее заплетался язык. И я говорю то же самое, что ответила ночью:

— Олег обозвал твоего мужа такими словами, что на его месте любой мужчина захотел бы огрызнуться.

— И к чему это все привело, а? Ну вот к чему?

— Ждешь, что я вместо тебя разгадаю ребус твоей семейной жизни? – Кажется, это звучит грубовато, но и Оля давно не ребенок.

— Просто жду какого-нибудь жизненного совета. Ты же наверняка знаешь не только, как уводить мужчин из семьи, но и как их там задержать.

Я смотрю на пестреющие вещами вешалки, но вижу только одну: ту, белую, которая Каю наверняка будет в самый раз. Его вчерашняя наверняка испорчена. Провожу пальцами по крыльям ворона, задерживаю ладонь над тем местом, где будет биться сердце.

Этот Олин укор – он совсем не просто так. И даже если они с матерью никого не ладили и давным-давно не общаются даже по телефону, для Оли я всегда буду всего лишь женщиной, которая разрушила ее семью. И совершенно не важно, что этой семьи не существовало задолго до моего появления – какие нормальные супруги живут раздельно? Я всегда буду Даниэлой-разлучницей, виноватой во всем хотя бы потому, что на пятнадцать лет младше ее матери.

— Если ты пришла напомнить мне о том, какая я никчемная женщина, то совершенно напрасно стараешься. – Снимаю футболку с вешалки и аккуратно складываю в бумажный пакет с логотипом моего личного бренда. Потом поворачиваюсь к Оле, улыбаюсь, наслаждаясь ее изрядно помятым видом. – Я разлучница, паршивая любовница, уничтожившая цветущий счастливый брак. Остановимся на этом. Но если ты не передумала просить у мерзкой падшей женщины совета, то держи и используй мудро: хочешь сохранить брак – для начала перестань шляться по кабакам, пьяная до зеленых соплей. Мужчин не впечатляют женщины, от которых разит перегаром, чужим мужским потоп и грязными волосами. И еще одно, дорогая падчерица: ты очень напрасно думаешь, что, подлизываясь ко мне, сможешь задобрить отца. Олег не меняет своих решений, а я точно не стану вмешиваться в ваш очаровательный семейный треугольник.

Конечно же, во всем, что касается дочери, Олег меняет свои решения, но я никогда не произнесу этого вслух. И на этот раз не встану между ними громоотводом, напрашиваясь на словесные пинки и моральные оплеухи. Потому что у Никольских это семейное: не замечать сор, который случайно влетает в жернова их сложных семейных отношений.

— И на том спасибо, - ядовито цедит Оля. Поднимается, демонстративно забирает стакан с кофе и идет к выходу. – Знаешь, Дани, говорят, синдром «омоложения жены» у мужчин после сорока уже не лечится.

Детская нелепая попытка ужалить. Она вызывает лишь жалость, но не задевает.

Глава десятая: Даниэла

Мучит ли меня совесть, когда я в пятнадцать минут десятого притормаживаю возле знакомого подъезда? И да, и нет.

Я дважды пыталась дозвониться Олегу в офис, прекрасно зная, что на работе «поймать» мужа в мобильном просто невозможно. И каждый раз натыкалась на сухой официальный голос его секретарши: «Олег Викторович занят». Занят даже для меня, даже в наш медовый месяц. Занят даже для короткого сообщения.