Дидим сотрясался в ознобе, как во время приступа лихорадки. Ему слышался голос отца. Суровый Шаммаи произносил слова из Второзакония, и слова эти были приговором. Всем, кто Учителя любил. Всем, кто следовал ему:
— Если по какому делу затруднительным будет для тебя рассудить между кровью и кровью, между судом и судом, между побоями и побоями, и будут несогласные мнения в воротах твоих, то встань и пойди на место, которое изберёт Господь Бог твой… И приди к священникам левитам и к судье, который будет в те дни, и спроси их, и они скажут тебе, как рассудить… И поступи по словам, какие они скажут тебе, на том месте, которое изберёт Господь, и постарайся исполнить всё, чему они научат тебя… По закону, которому они научат тебя, и по определению, какое они скажут тебе, поступи, и не уклоняйся ни вправо, ни налево от того, что они скажут тебе. А кто поступит так дерзко, что не послушает священника, стоящего там на служении перед Господом твоим, или судьи, тот должен умереть. И так истреби зло от Израиля…[276]
58. Петр — Нагорная
Раздражение и гнев Кифы искали себе выхода. Дорога в гору была тяжела ему после бессонной ночи. Андрей, как назло, шел легко, рассуждая, как всегда, о возвышенном.
— Высок Господь, и смиренного видит[277]. Господь награждает тех, кто являет кроткий дух, Симон. Надо желать одного только, и это одно — выполнение Божьей воли. Не трудолюбие, не усердное выполнение обязанностей отца и мужа позволит тебе войти в небесные обители. Неужели ты думаешь, брат, что если ты вчера смолил весь день лодку соседа, надеясь в трудный день на его долю улова, а потом ушёл в море ловить рыбу, так это — то, чего хочет от тебя Бог? Ловить рыбу да лодки починять может всякий, это просто. Нужно ли это Всевышнему? А вот ты бы попостился, брат, да помолился бы час. Нужно алкать праведности, а не услады телу…
С силой отброшенный ногой Кифы камень полетел вверх по тропинке. Сбил по дороге камешки помельче, метнул их под ноги братьям. Залилась недовольной трелью потревоженная в кустарнике птица. Андрей оглянулся на брата, на лице его — испуг, недоумение.
— Вот ты опять гневаешься, Кифа. Но я же не виноват, что Учитель позвал нас на гору. Он любит поля и холмы, рощи, море. Ты не думаешь об этом, а ведь Господь открывает Благую весть там, где хочет. С Авраамом он говорил у дубравы, с Яакобом — на склоне горы, с Давидом — на пастбище, где тот пас овец. Конечно, в синагоге было бы лучше. И чтобы книжники и фарисеи нас рассудили. Это было бы мудро, брат. Но Учитель не хочет почему-то… Да и вся толпа всё равно в синагоге не поместится.
Андрей вздохнул, умолк ненадолго. Красота гор, долины и моря не трогали Кифу. Пожалуй, все эти переливы красок — изумрудно-зелёной листвы, синих вод озера, нежной голубизны неба и белизны облаков на нём — только утомляли, раздражали усталые глаза. Он действительно весь вчерашний день помогал соседу, и до рассвета ловил рыбу. Улов был небогатым, на продажу не хватит. Накормить бы всех этим уловом. Хорошо бы, хватило еды на всех. Только с лодки соскочил, забрал рыбу и двинулся домой, мечтая о покое и тепле хоть ненадолго. А Андрей уже бежит по берегу. Учитель, мол, всех нас зовет на двурогую гору. Как откажешь? Пожалуй что тёща и жена его потом и домой не пустят. Они уже там, на горе, в толпе почитателей Иисуса. Он и сам готов послушать Учителя. Вот если бы ещё не подводило от голода живот, и глаза бы не слипались. С тех пор, как они в Кфар Нахуме, пришлось вернуться к своему труду. Кормить собственную семью, Андрея, бесконечно гостящих в доме учеников. Только Симону после чудесной, почётной жизни в домах, где столы ломились от угощения, а взгляды светились уважением, гнуть спину в лодке ох как невесело!
Учитель больше месяца пропадал где-то. Ученики занимались, кто чем мог. Андрей, как обычно, ничем. Не ловить же ему рыбу, в самом деле! Он посещал Дома собраний.
Дидим просидел возле жены и отца своего. Отец у него не последний человек в самом Синедрионе, говорят! Им тоже рыбу ловить не приходится. А ещё говорят, что Близнец лечил людей, у него и раньше лучше всех это получалось. После Учителя, конечно. Симону приходилось видеть. Положит руки на плечи больному, смотрит тому в зрачки. Иногда слегка покачивается при этом. А больной словно засыпает на ходу, укачанный, убаюканный Дидимом. Многие выздоравливали…
У Левия Матфея денег оставалось немало. Из старых запасов, с тех времён, когда он грабил народ, собирая подати. Сколько серебра прилипло к его рукам, кто знает, кто же считал. Так что Левию рыбу ловить тоже не надо. Как, впрочем, и Иуде. Если Левий тосковал по Учителю, сник весь как-то в Его отсутствие, то Иуде никогда ничего не сделается. А что может быть с человеком, у которого в руках вся казна? Это для Кифы у него денег нет, и не будет. Сам-то он с голоду не помрёт, и в море ночью выходить не станет. Зилоту только за одно лицо его страшное, да за руки денег дают. Станет он работу просить, не отказывают. И работу дают лёгкую, и денег. Да на порог выйдут проводить, с благословением. Лишь бы ушёл!