— Ладно, на этот раз ты выиграл, хватит!
А когда тот, сияя улыбкой, подплыл к нему, добавил:
— Мальчик мой, сегодня твой день. Послушай меня, умудрённого жизнью, никогда не имей дел со жрецами. Поверь мне, проиграешь во всех случаях, даже если повезет…
Они отдыхали, лёжа на воде с раскинутыми руками, утопая в синем небе с редкими перистыми облаками, когда услышали шумное сопение и удары лапами по воде. Смеялись долго и от души. Это повторялось не в первый раз. Наверное, материнский инстинкт сук не позволял им бросить хозяина, и они следовали за ним в воду всегда, хотя волнение на море не позволило им в этот раз сразу до него добраться. Но все четыре были уже здесь, укоризненно оглядывали хозяина, сопя и отфыркиваясь. Что же касается всеобщего любимчика Банги, о нет! Ни в штиль, ни в шторм не видели этого храбреца в воде. Он сохранял весьма пристойный, внимательный вид, устраиваясь на песке. Оглядывал одежду, лошадей, временами делал пробежки по берегу, заливаясь осуждающим лаем. Весь его вид говорил глупым людям и собакам, ушедшим в море:
— Я занят настоящим делом, приглядываю за всем, что вы тут бросили, не подумав. Я забочусь обо всех вас, и мне не до глупостей.
Но все, в сущности, да и он сам, понимали, что Банга просто боится и не терпит воды. Пилат с Антом посмеивались над ним, а пес конфузился, зевал, отводил глаза в сторону, когда они все вместе выползали на берег, и суки обдавали его мириадами брызг, встряхиваясь. Два других, ещё молодых, кобелька, отдавая должное лидеру стаи, тоже не лезли в воду. Их место возле одежды и оружия, оставленного на берегу, никем не оспаривалось. Всё равно им предстояло купание с Антом позже, когда хозяин, а всеми в этой группе истинным хозяином признавался лишь сам прокуратор, устав, устроится на берегу. Молодой весёлый друг ещё пошвыряет их в прибой, накувыркается с ними, и они ещё успеют в угоду ему наглотаться солёной морской воды.
Остаток вечера они провели, молча наблюдая закат. Огромный шар солнца, дымясь и шипя, вполз в море, стал распадаться. Оставалась половина его, потом четверть, маленький кусочек алого цвета. Не стало солнца совсем, лишь горизонт сохранял ещё кроваво-красный оттенок. И лишь тогда маленький отряд людей и животных тронулся в обратный путь.
22. Ормус
Он родился и провёл своё пусть нищее, но довольно безоблачное детство на берегу Чермного[136] моря, в небольшой рыбацкой деревушке. От стовратных Фив, а значит — от Нила, храмов и статуй, от Долины Царей с её гробницами отделяло его целое море песков пустыни, к тому же собственное происхождение, и бедность. Да мало ли было ещё причин, по которым никогда, никогда он не стал бы членом тайной коллегии жрецов, не узнал бы запаха тления в тесных гробницах, не участвовал бы в мрачных мистериях, разыгрывающихся в тёмных подземельях! Скорее не было причины для того, чтобы стать тем, кем он стал.
Кристально чистая вода его моря, всегда теплая, всегда ласковая, прозрачная. Мириады рыб, подплывающих к берегам, к коралловым рифам. Звёздное небо над головой, тихий плеск не знающей серьезных бурь воды. И — солнце, солнце круглый год, бесконечное тепло солнечного света. Не было ли это самым счастливым временем в его жизни, — часто спрашивал себя Ормус позднее, когда всё безвозвратно ушло в прошлое.
Случайности — какое место занимают они в нашей жизни?
Каким из ветров занесло в эту деревушку верховного жреца Амона, служителя Бога — творца мира, покровителя Великих Фив? Почему он избрал для морских омовений это забытое грозными богами страны место на краю света? Херихор мог бы предаваться трансу, встречая восходящее Солнце и провожая заходящее, на любом берегу Египта. Ему не было дела до мальчишек, ныряющих с разбега в море. Их вообще не должно было быть в поле его зрения, жители деревни были строго предупреждены о том, что не следует смущать покой высокого и страшного, недосягаемого их пониманию гостя.
Но они как-то всё-таки там оказались. И сосредоточенный взгляд верховного жреца пал на маленького Ормуса, бывшего предводителем стайки чумазых полуголых мальчишек. И значит, было нечто в нём, Ормусе, такое, что не позволило жрецу отвести взгляд сразу и безразлично в сторону, или проникнуться гневом на того, кто нарушил его покой. Ормус отчетливо помнил мгновения этой встречи всю последующую жизнь.
136
Чермное, или Красное море (Исх 10:19, 13:18, 23:31, Чис 14:25, 33:10–11, Вт 1:40, 2:1, 11:4, Нав 2:10, 4:23, 24:6, Суд 11:16, 3Цар 9:26, Неем 9:9, Иудиф. 5:13, Пс 105:7,9, 135:13–15, Прем. Солом. 10:18–19, Деян 7:36, Евр 11:29) — длинный узкий залив Индейского моря, отделяющий Аравию от Египта и Азию от Африки. Идущий от Аравийского Адена чрез пролив Бабельмандебский на северо-запад до Синайского полуострова и здесь на южной конечности полуострова разделяющийся на два рукава: один простирающийся на северо-восток до Акабы, другой на северо-запад до Суэца.