— Все будет хорошо. Привыкнешь, — успокоил, не выпуская из своих объятий.
Наши обнимашки прервала Адаша, стремительно влетевшая в комнату:
— Там вашего Яниса поколотили!
[1] В РИ золотые монеты использовалась большей частью для внешнеторговых сделок. Золото внутри страны ходило наравне с серебром, но ценность последнего серьезно отличалась на азиатских рынках, привыкших к обесцениванию серебряной монеты и с почтением относившихся к золоту.
[2] Уже упомянутый в примечаниях Стефенс (Джон Ллойд Стивенс) — путешественник и президент первой американской компании трансатлантических перевозок. Пытался также продвинуть проект железнодорожных перевозок через Панаму. В Одессе был в мае 1836 года.
[3] Сушеный черный мелкий виноград без косточек, одна из важнейших статей греческого экспорта в РИ в XIX — начале XX вв.
Глава 6
Фланер и подкаблучник
Бросились во двор.
Пока бежали, в голове проносились не самые приятные картинки: племянник весь в крови, лежит на грязной земле, не двигаясь, с разбитой головой.
«Чертова Одесса! — пронеслось ко всему прочему. — Никак не хочет нас принять!» Все это усугублялось непрерывными восклицаниями сестры, вперемешку с её уже громким плачем.
Увиденное меня сразу успокоило. Нет, обязательная для такого рода сцен — можно сказать, классическая триада — присутствовала налицо: Янис был весь изгваздан в пыли, рубаха порвана, из носа течет кровь. Но! Он не валялся в этот момент на земле. Как раз схватил лежавший тут же небольшой камень и швырнул его вслед убегавшей ватаге из четырех шкетов его же возраста, давшей деру при виде взрослых.
— Сучи дети! — заорал он на русском вдогонку брошенному камню.
Я остановился, сложился пополам. Сестра не обратила внимания, бега не замедлила. А вот Адаша с тревогой оглянулась. Я успокоил её взмахом руки. Побежала дальше.
«Ах, 'Кузьмич», «Кузьмич»! — я изо всех сил сдерживал себя, чтобы не рассмеяться в голос. — Значит, камень, ножницы, бумага, небо, облака — белогривые лошадки… Не доглядели мы, не доглядели. Хотя, «Кузьмич» вряд ли мог Яниса научить такому. Просто пацан случайно подслушал и запомнил про «сучьих детей».
Я выпрямился и уже спокойным шагом подошел к «полю Куликову».
Сестра уже не плакала. И сейчас, наблюдая за ней, я не мог сдержать улыбки. Все мамы одинаковы. Сколько раз я сам наблюдал такую же реакцию моей мамы, когда возвращался домой в таком же виде, как Янис в данную минуту.
Сестра вертела сыночка во все стороны, допытываясь, все ли кости целы; потом с криками «мальчик мой» прижимала к себе и целовала; потом неожиданно отставляла его и начинала ругать за то, что полез в драку; потом — опять поцелуи; потом — проклятия в сторону шпаны, обидевшей её мальчика. В моем детстве иногда мама еще и подбавляла мне пару-тройку раз по заднице, чтобы я крепче усвоил урок и не лез, куда не нужно, или не связывался, с кем не нужно. Сестра сейчас удержалась — вот и вся разница!
— Пойдем в дом. Неудобно. Вон, уже люди смотрят! — я наклонился к Марии.
На сестру этот довод подействовал. Она, наконец, оторвалась от Яниса, поднялась, взяла его за руку. Пошли в дом.
— Адаша! Его помыть бы надо! — попросил я нашу новую хозяйку.
— Вы идите к себе! — Адаша сразу согласилась, словно была виноватой. — Я сейчас принесу и тазики, и воды.
— Из-за чего подрались? — спросил племянника.
— Грязным турком назвали! — доложил Янис, не то гордясь, не то переживая.
— Как ты это понял? — удивилась сестра.
— Один из них говорил по-нашему.
— По-турецки?
Янис кивнул в ответ.
В общем, все было понятно. Четверо пацанов, греки. Увидели незнакомца. Стали выяснять. Удивились имени. Янис сказал, кто папа, но сам сказал, что грек. Ему в ответ: какой же ты грек, если по-гречески — ни-бе, ни-ме⁈ Ты — грязный турчонок! Тут и понеслось.
— Больно было? — поинтересовался я.
— Нет!
— Сам успел кому-нибудь врезать?
— Брат! — сестра не удержалась, считая, что я веду абсолютно непедагогичную беседу.
— Да! — Янису нравилось. — Этому, который назвал!
— Молодец! — я потрепал племянника по макушке.
— Чему ты его учишь? — сестра все равно не могла смириться с моими методами воспитания…
— Пойду Адаше помогу! — я решил избежать ненужных пререканий.
…Когда мы с нашей маленькой хозяйкой поднялись в комнату, Янис уже стоял голый. Поставили его в тазик. Сестра и Адаша начали его умывать. Я сидел в сторонке.
— Вот что ты так улыбаешься⁈ — все-таки сестра никак не могла угомониться. Чтобы Янис не до конца понял, о чем дискуссия, говорила на греческом. — Твоего племянника чуть не убили, а ты улыбаешься!