Так и промучились всю ночь.
А на утро выглянуло солнце, разогнав тучи. Волнение улеглось. Пароход уверенно держал курс на север. Незадолго до подачи утреннего чая прошли устье Дуная, потом миновали каменную блямбу на воде — пустынный остров Федониси.
Когда склянки на корабле пробили четыре часа пополудни, впереди по курсу что-то забелело.
— Одесса! — пояснил мне Митька.
Мы стояли на самом носу у ограждения позади бушприта и вглядывались в приближающийся берег. Высокие скалы, увенчанные парадными зданиями, еще не были видны во всех подробностях, но уже накатывало волнение от предстоящей встречи.
— Что за странное облако над городом? — спросил я матроса.
— Так ведь — пыль! — охотно пояснил мне Митька.
— Пыль? — переспросил я удивленно.
— Еще какая! Летит с песков за Привозом и со степи. Ее возчики-чумаки своими обозами поднимают — только держись!
— Чумаки?
— Казаки. Везут зерно с Умани, а потом на Сиваш, за солью.
Эх, Одесса, жемчужина у моря! Ты, оказывается, пыльная красавица!
В порт зашли до вечерних сумерек — в левый, Карантинный, а не в правый, Практический. Встали на рейде.
Тут же подошел весельный баркас, в который загрузилась вся компания Бутенева и Нарышкиной. Белая кость, ей карантин не грозил.
С баркаса на борт поднялся таможенный офицер в кителе темно-зеленого сукна и фуражке. Перед ним построили в ряд вдоль борта всех пассажиров.
— Господа, у кого есть письма — шаг вперед, положить на палубу и вернуться на место! — скомандовал он и продублировал свой приказ на четырех языках.
Пассажиры выполнили требование, на темном дереве палубы забелели прямоугольники писем.
Вперед выступили трое солдат с замотанными лицами. Один подхватывал письма щипцами и засовывал их в горячий железный ящик, который держал на вытянутых руках второй солдат. Третий окуривал их дымом. Тут все было серьезно устроено, без скидок на русский авось.
— Господа! За исключением средств гигиены и книг, которые будут проверены отдельно на предмет разрешения их ввоза на территорию Империи, все остальные свои вещи и багаж вы оставляете на борту. Они будут доставлены в специальное помещение, где будут подвергнуты дезинфекции путем окуривания дымом.
На палубе поднялась суматоха. Таможенник и солдаты терпеливо ждали, пока все соберутся. Далее последовала погрузка на лодки и переезд на берег на тендерах.
Снова плотной группой в сопровождении держащихся на расстоянии солдат мы проследовали в здание в конце пирса. Все перемешались между собой, вся предварительная процедура своим нечеловеческим автоматизмом полностью стерла сословные границы.
Внутри здания мы попали в зал, разделенный легкими перегородками. Там нас поджидали чиновники для проверки документов. Но прежде, чем к ним попасть, нас осмотрел доктор. Он приказал нам расстегнуть пуговицы на рубашках и брюках и хорошенько похлопать ладонями под мышками и в паху.
— Это те места, где впервые проявляются смертельные язвы. Прошу прощения за причиненные неудобства и оскорбление вашей нравственности, но я выполняю свой долг! — пояснил он бесстрастно.
К чиновникам выстроилось несколько очередей. Прием нашей вёл офицер в шикарном мундире, расшитым золотым позументом. Два американца, судя по их произношению, стояли перед нами и не переставали им восхищаться.
— Глубокоуважаемый мистер Стефенс, не кажется ли вам, что офицеру с таким благородным лицом и манерами пристало находиться не здесь, в преддверии Чистилища, а в петербургской гостиной?
— Сам не перестаю удивляться, сэр. Он свободно говорит на том языке, на котором к нему обращается любой пассажир. Весь его вид и образ действий свидетельствуют, что перед нами — человек глубокой культуры и отменный полиглот.
Так и было: офицер свободно заговорил со мной на греческом, чтобы Марии были понятны его вопросы. Он осведомился о цели нашего визита, проверил наши бумаги и сообщил, что мы прибыли во владения его Императорского Величества Николая Первого.
Пока шел пограничный контроль, на улице стемнело. Солдаты, поджидавшие нас, зажгли факелы.
Нас осталось около 30 человек. Мы столпились у выхода из здания, не понимая, чего ожидать далее. К нам верхом на лошади выехал бравый офицер в годах и, не приближаясь к нам, закричал:
— Я — комендант карантинного городка! Карантин — это вынужденная мера, вы не должны себя чувствовать заключенными в тюрьме. Каждому будет предоставлен отдельный домик. Вам дозволено общение друг с другом на прогулочной тропе в сопровождении вашего смотрителя. А сейчас вам следует отправиться в лазарет на более тщательный осмотр.