— Я шучу. Они собирают листья с кустов. Мне надо.
— Кипрей? Зачем он тебе, опять задумал какую-то пакость, отравить кого решил?
Иоганн открыл было рот, чтобы управляющего немного приструнить, мол, енто прихоть у меня такая баронская, но не успел. Из-за поворота дороги показалось облако мыли из которого намётом выскочило пять всадников. Огромные кони дестриэ под первыми двумя, не только пыль из дороги выбивали, но и дрожь земли вызывали. Ещё бы вес коня под тонну, а отдельные экземпляры и больше весили.
— Барон Отто фон Лаутенберг (Otto von Lauterberg), наконец-то, — прошептал управляющий, но Иоганн услышал. Слово «наконец» ему не понравилось. Выходит, управляющий ждал соседа и по совместительству тестя его отца. Зачем? Сам послал за ним? Опять, таки, зачем?
Рядом с бароном на таком же мощном жеребце в коричневом кафтане с беретом украшенным фазаньим пером гарцевал молодой человек. Доспехов не было, только меч тонкий висел в ножнах на поясе. Подпрыгивал всадник, подпрыгивал меч вместе с ним, пуская зайчики от самоцветов в ножнах и рукояти меча.
Барон Отто фон Лаутенберг на войну не поехал. Не мог поехать. Нету там толку от него. Он — инвалид. Лет пять назад в стычке с восставшими ему попали мечом по пальцам, которые сжимали рукоять его меча. В результате от трёх пальцев остались жалкие огрызки. Всё, больше брать меч правой рукой барон не мог, а левая у него и до того плохо работала. Ранен был в плечо стрелой барон, и стрела попала в кость. Лекари вылечили, но рука в плече стала плохо сгибаться. Однако на коне ездить эти два увечья тестю не мешали.
— А сюда-то он зачем припёрся, знает ведь, что отец со всеми ратниками и сыновьями уехал в Мемель, — прошептал себе под нос Иоганн. Он и в самом деле слышал, как говорил при парне, когда прощался с женой его отец, что отправил весточку старине Отто, о том, что двинулся к Мемелю. Ну, хотя, почему бы барону не навестить дочь по-соседски. Его имение находилось на полпути к Риге. Замка у фон Лаутенберга не было. Так деревянный забор дом окружал.
— Рад видеть тебя, Отто, — спрыгивая с коня, двинулся к управляющему барон. — И тебя рад, Иоганн. Я привез к вам гостя. Это Юрген фон Кессельхут. Он мне дальний родич. Наверное, племянник двоюродного брата. Поживёт пока у вас, да, поживёт, пока нет Теодора. Хоть какая-то защита моей Марии и Базилисе, да и тебе тоже, Иоганн, озорник ты несносный. Иди сюда, дай тебя обнять.
Событие восемнадцатое
Всё же Иоганн о пацанах не забыл. Отдал Герде большую монету грош и двадцать семь, все что были, пфенниги, развёл руками.
— Если не хватит… Да, нет. Точно хватит. Скажи, завтра отдам. Гости прибыли. Ах, да, скажи пацанам, чтобы мешки занесли внутрь крепости и сложили у стены, и пусть завтра… нет, через три дня приходят, у меня для них будет новое испытание.
Рыжая фыркнула. Барончика она явно старшим тут не считала, но, с другой стороны, эти непонятные действия с травой укрепляли её авторитет среди пацанов, почему бы и не сыграть снова в игру, что выдумал этот бес, как его мать называла. Девочка изобразила шутливый книксен и не удержалась показала язык. Язычок розовый.
Фрайфрау Мария хлопотала вокруг отца и непонятного родича. Иоганну он не нравился. Этот Юрген фон Кессельхут был каким-то слащавым, улыбчивым. Кудрявым ещё к тому же. Тяжёлые длинные спадающие на плечи каштановые волосы были то ли завиты, то ли сами кудрявились. Настоящий, блин, прынц на белом коне, как их в кино показывают.
За праздничным столом на ужине барон блистал остроумием, описывая как отец Иоганна побьёт ляхов и вернётся домой с победой, с кучей рабов и сундуком серебра. Юмор был так себе. Враги были убогими и жалкими, они всё время обделывались, именно в этом в описании обделавшихся врагов весь юмор и заключался. Вообще не смешно. Но хохотал этот прынц — родич, заливалась мачеха, а громче всех ржал приглашённый к столу управляющий.
Сам прынц что-то вякал про несравненую красоту сестрицы Марии. Уже сестрицы? Племянник брата двоюродного? Ну, да какой-то червероюродный брат получается. Кисель, одним словом. Так его про себя обозвал Иоганн.
— Ты умеешь драться на мечах? — приняв на грудь большой кубок мёда поинтересовался у мальчика Кисель.
— Да, я лучший фехтовальщик Лукоморья. Мне только двенадцать лет, а на моём счету уже дюжина убитых падаванов. А ещё я учился у самого Энакина Скайуокера, — нет, этот кудрявый хлыщ не нравился Ивану Фёдоровичу всё больше и больше.
Прыснул Мартин фон Бок, остальные рты открыли.
— Скайуокер? Англ? — наморщил лоб Юрген.
— Ага. Палпатин.
— Не слушай его, брат, этот бесёнок и не такое придумает. На его счёту двенадцать падуанов! На его счету только шишки и синяки от старшего брата, — мило эдак зазвенела колокольчиками смеха мачеха.