— Ничего, парень, вот заживут твои раны, и я научу тебя владеть мечом.
— А я научу тебя считать и писать, — нагнувшись к Иоганну сообщил ему монах расстрига, рука у него, как и у барончика покоилась на перевязи, — Я слышал про Лукоморье, это за Тартарией.
Тьфу, а то по подмигиванию и смешку Иван Фёдорович и в этом персонаже попаданца заподозрил. Ну, а кто ещё мог знать о падаванах и Энакине Скайуокере? А оказалось, про Лукоморье слышал студент недоучка.
— С радостью перейму все ваши знания учитель, — кивнул головой Иоганн и поморщился. Сильно кивнул, и шея заболела, и нос. И во рту солёный железистый привкус крови появился.
Из-за всех этих высокородных гостей Иоганну не удалось даже перекинуться парой слов с плотником Игнациусом и кузнецом Геной-Угнисосом. Единственно, что крикнул обоим будущим торговым партнёрам, что завтра с утра придёт.
Утро не наступило с головной болью. Не пил. Хоть этот слащавый прынц — Кисель и пытался, захмелев, ему в кружку меду из своего кубка налить. В результате налил себе на кафтан.
Проснулся Иоганн бодрый и почти здоровый. Он попробовал рукой пошевелить туда-сюда. Побаливала, но в разы меньше, чем в первый день после трёпки. Постукал по рёбрам. Чуда не произошло, болели. Ну, или в самом деле, или сам себя убедил парень, что гораздо меньше, вон, он уже жопой может вращать. Повезло и у бочки. С перепою или от того, что поздно улёгся, но управляющий ещё не выходил умываться и бочку с водой не засморкал. Пальцами Иоганн потёр себе щёки. А вот нос побаливал.
Нужно было идти к кузнецу, а по дороге и к бабке Матильде, вдруг каких мазей или отваров выпишет в нос заливать или запихивать.
Кузнец уже стучал, не вынес, с самого утра за работу принялся. Как же мечта осуществляется. Увидев в проёме двери Иоганна, он махнул ему рукой и дальше продолжил стучать. Махание могло разное обозначать, пошёл нафиг, не до тебя, или подожди, сейчас выйду, могло и сгинь нечистый.
Иван Фёдорович решил, что первое и пошёл к колдунье. А там опять очередь и опять сидит на траве инвалид без ног и скалится на пацана.
— Я с вечера занимал, — на русском сказал ему барончик и хотел пройти мимо, но безногий ловко ухватил его за штанину.
— Ты, сын боярина Зайца?
Глава 7
Событие девятнадцатое
Язык был русский. Так-то ничего особенного в этом баронстве, чуть не треть населения на русском говорит. Но только это местные жители, те, кто приехал с боярином сюда или их жёны, которым пришлось язык выучить, дети, ну те говорят на том языке, который дома слышат. Кстати, почти все дети в Русском селе и в замке говорили на двух, а то и на трёх языках. А в Кеммерне тоже на двух в основном, но не русский второй, а жмудский. Инвалид же был не местным и услышать от него русскую речь было неожиданно, да ещё он отца Иоганна назвал старым именем «боярин Заяц». Иван Фёдорович остановился и внимательней оглядел мужика.
Безногому было лет сорок на вид. Довольно коротко стриженные волосы. Не лохматая, явно тоже подстриженная борода, и вполне опрятная одежда. Не походил инвалид на опустившегося бомжа. Увидев, что его разглядывает парень, инвалид снял мурмолку и кивнул головой.
— Самсон Изотов. Пушкарь при тюфяке — тюфянче́й. Пищальник тоже. Бывший. Теперь вишь что, — пушкарь приподнялся на руках, и выкинул ноги вперёд, положил их как бы перед собой, ну или сел на задницу.
Оказалось, что безногий он только частично. Ног не было ниже колен. То есть, колени вполне себе были и работали. Синие, какие-то пронзительные, глаза впились в мальчишку.
— Так ты сын боярина Зайца?
— Есть такое тюфянчей Самсон Изотов.
Слово «тюфянчей» Ивану Фёдоровичу понравилось. Про тюфяки, это так пушки сейчас на Руси называют, он слышал. Это как-то там тюркское название исковеркали. Но вот что артиллеристы или пушкари при этих тюфяках называются тюфянчеями слышал впервые.
— Возьми меня на службу, боярич. Стрелять я и без ног смогу. Помощника токмо дашь. Лучший был в войске у князя Василия Дмитриевича. Да вот разорвало тюфяк мой, — Самсон сник головой.
— А как ты из Москвы сюда попал? Не близкий путь, — Иоганн даже про нос забыл. В самом деле интересно стало.
— Длинная история. Если быстро, то выгнал меня воевода, как такое несчастье случилось. Я в Новгород к брату поехал, а там помер он, а родне такой не нужен. Уговорил купца рижского взять меня на корабль, у них там две пищали стоят, а пищальник за борт выпал при шторме. Это он сам жалился в корчме в Новгороде. Сомневался он долго, но кроме меня не нашёл никого. Сговорились за три гроша в седмицу. А в Риге он меня рассчитал и выгнал на берег. Нашёл другого пищальника. С ногами нашёл. Оказался я один на чужбине и языка не знаю. Так, несколько слов выучил за плавание. Хоть руки на себя накладывай, а только грех это. Прости, Господи! — тюфянчей истово троекратно перекрестился.