Три дня провалялся Иоганн на кровати в братской комнате. Не детской же называть. Гришка совсем не деть был. Да и Александр лоб здоровущий. Теперь на кровати Гришки устроился Мартин фон Бок. Огромный Гришка еле на кровати умещался, и она под ним скрипела от жалости к себе, и всё время обещала развалиться, а под хилыми маслами прадедушки фельдмаршала только один раз пискнула от радости и замолчала, наслаждаясь выпирающими костяшками на позвоночнике у нового постояльца.
Все три дня парень вынужден был изучать латынь. И не только слова учил, ещё и писать учился. Алфавит Иоганн выучил за пару часов. Потряс преподавателя, который явно больше на это дело времени потратил. А чего там учить. Английский же немного знает Иван Фёдорович. Уж алфавит-то точно. Да есть нюанс в написании нескольких букв в разных языках, основанных на латинской азбуке. В английском буква «Ш» отсутствует, как и в немецком, но в немецком нужны три другие буквы, чтобы изобразить звук «Ш», а в английском две, буква «Ч» тоже отсутствует и в немецком нужно четыре аж буквы написать, чтобы звук «Ч» получился. Вот на такие нюансы и потратил время ученик, ставя в тупик вопросами тощего учителя.
Учил Мартин Иоганна хоть с какой-то системой. Числительные отдельно, название цветов (еловый — это жёлтый) тоже, действия и названия деревьев и ягод не объединял, как падре.
Святой отец в замок наведывался два раза. И тоже честно по часу отрабатывал свои гроши. Даже поругался со студиозом недоучкой, который пытался поправить процесс, хоть как-то его упорядочив.
Береста оказалась полной задницей. Как выяснилось, чернил не надо и свинцового карандаша не надо, всего лишь острая спица, карябай себе бересту и вся проблема. Но это оказалось, во-первых, очень долго или медленно, во-вторых, листочки маленькие, а в-третьих, они всё время норовили свернуться. Пацаны из Русского села под руководством Герды нарезали ему бересты, но промучившись пару часов с ней, создавая словарь жмудского языка, Иоганн зашвырнул стило подальше с глаз. Так не доставайся же ты никому.
Немного помог студиозус, выделив ему пять листов бумаги и чернильницу с пером. Получалось так себя и тут. Перо писало довольно жирные линии, как ни затачивай, или это чернила на плохой бумаге расплывались, но мало слов влезало на страницу. Чтобы настоящий словарь жемайтского языка создать потребуется огромная стопка листов. Мартин (Боков) руками развёл, нетути больше. Ещё два листа выделил управляющий Отто Хольте, решив, что это не на баловство. Ученье — свет. Только бумагу не жги. И три листа пожертвовала неожиданно Мария, не мачеха, а мать Герды, компаньонка или служанка мачехи. Мальчик положительно стал влиять на дочь, и сам делом занялся, на тебе, как приз, три листа бумаги. Итого десять листов, двадцать страниц. Не Брокгауз и Эфрон, но за три дня неплохой результат.
Ещё недвижимый Иоганн занимался ежедневными разборками плотника Игнациуса с пушкарём, а нет — тюфянчеем Самсоном. Пушкарь безногий оказался мужиком деятельным и уже на второй день пребывания в замке нашёл у Игнациуса бревно из морённого дуба, которое вполне подходило для изготовления ствола для орудия. Плотник, понятно, с таким ценным бревном расставаться не хотел. Пришлось вмешаться.
— Игнациус, а если на замок нападут жемайтинцы? А тут их Самсон из пушки картечью встретит? А? Чувствуешь, чем пахнет?
— Воздух он регулярно портит. Дерьмом пахнет. Я из него хотел колеса делать для коляски, для Самсониуса и хотел. А теперь не буду. Пусть ползает.
— Стоять! А на колёса и пушку того бревна не хватит? Сначала ты отрежешь на колеса, потом твой друууууг Самсониус сделает с твоей помощью тюфяк, а в конце вы оба будете палить по бандитам, которые пришли замок грабить и женщин наших насиловать, а детей, меня, например, или Герду с Базилисой убивать.
— Ай, Иоганн, опять бес из тебя лезет. Совращаешь. Дам я ему бревно и коляску сделаю, только скажи ему, чтобы нос не задирал. Я тут плотник! Главный.
— Так и скажу. Более того, властью, данной мне родителем бароном Теодором фон дер Зайцем, назначаю тебя главным плотником баронства.
— Другое дело…
Ну, жемантийский ещё плоховасто знает парень, но что-то похожее пробурчал возвеличенный Игнациус.
Последнее дело, которое успел организовать болезный за эти три дня, было сбором янтаря. От замка до реки Аа было с полсотни метров. Потом река, которая в этом месте подковой изгибается, а дальше триста метров соснового леса. И всё вот она довольно узкая полоска песчаного пляжа. Метров двадцать. И это не чистенький пляж при санатории, никому и в голову не придёт взять грабли и сгрести водоросли с песка. Весь пляж завален сухими и только выброшенными водорослями. Попасть на пляж из замка очень не просто. Моста нет. Брода тоже нет. Река довольно широкая и глубокая и плавать из местных не умеет никто.