Семён был в сознание, в чувствах. Он смотрел на потолок и почти не отреагировал на появление боярича. Иоганн тронул его за плечо.
— Как ты, Семён?
Десятник из созерцательного состояния вышел и попытался сесть на лавке, но Иван Фёдорович его ладонью за плечо придержал и назад уложил.
— Лежи. Пить там можешь хочешь или ещё чего?
— Не уберёг… На мне же караулы были. Так кто же знал? Далече от Литвы. Как только пробрались⁈ Не уберёг… — раненый закашлялся и сразу из двери в дом показалась круглое лицо Матильды.
— Иоганн. Ты чего тут? Ах, да. Позже приходи. Видишь, что творится.
— Будут жить? — отступил на шаг от лавки барончик.
— Бог даст. Я помогу. А ты не мешай. Иди отсюда. После обеда приходи.
Пришлось идти к святому отцу. Естественно, что имость Иоганну обойти не удалось. Попадья эта стояла у крыльца, как Пизанская башня, и кормила гусей и уток. Почему как Пизанская, да в руке у неё было ведро с рыбьей мелочью. Приличное такое ведро и оно её перевешивало. Имость черпала из ведра мальков рыбьих и кидала птице и те ругаясь на гусином и утином друг с другом кидались на добычу.
— Дома преподобный Мартин? — перекрестился на крест, хоть и не был католиком, Иван Фёдорович.
— Преподобный? — перекричала птиц матушка Иоганна.
— Преподобный.
— Так дома он. Проходи, — имость шагнула в сторону, утки ломанулись за ней, а вот гуси, как на добычу, посмотрели на пацана, и ринулись в атаку. Иоганн одному врезал оперкотом, второму выписал хук слева, третьего отбросил Лоу-киком, повредив гусю колено… Нет, он просто отбежал на десяток метров. Гуси были большие, злобные и грязные. Во! Грязные! Ещё испачкают. А так чего гусей бояться? Он человек — царь природный. А тут гуси…
На счастье пацана из дома вышел, по-хозяйски почёсывая пузо под рясой, сам хозяин гусей и распинал их взаправду. Те с дороги убрались. На хозяина гавкать не решились.
— Святой отец, вы слышали про отца и братьев⁈ — перекрикивая возмущённых птиц, несмело приблизился к крыльцу Иоганн. Гуси-то отошли, но косились на чужака и планы мести вынашивали. Это отчётливо было видно по глазам. Они немигающе смотрели на пришельца и ждали малейшего повода. Круглые глаза, чёрные.
— Нет. Иоганн, чего ты гусей боишься? Заходи.
Событие двадцать шестое
— Нет, Иоганн, никто тебе не даст управлять баронством. Ты его, конечно, наследуешь, но только когда тебе будет пятнадцать лет. И то не сразу… А до этого архиепископ назначит тебе опекунов. Одним из них буду я, вторым, естественно, твоя мать, ну да, мачеха Мария, а третьим, думаю, отец твоей матери барон Отто фон Лаутенберг. Хотя, насколько я знаю, сейчас в замке проживает ваш родственник по материнской линии Юрген фон Кессельхут, возможно, барон фон Лаутенберг передаст опекунство ему, раз уж уже живёт у вас. Приходил вчера в храм. Достойный молодой человек.
— А религия? Я православный. Мне нужно будет креститься в католичество, чтобы стать бароном? — продолжал выпытывать информацию у преподобного Мартина Иван Фёдорович.
— Да. Архиепископ Риги Иоганн V Валленроде точно не признает власти схизматика над баронством. Я вообще не понимаю твоего отца. Сам перешёл в католичество, и сыновья старшие тоже католики. Третья жена и их дочь Базилиса — все католики и ты один, да ещё ваши воины — схизматики. Зачем ему это было нужно? Ну, а теперь, ты говоришь и воинов не осталось. Двое всего и неизвестно выживут ли. Ты один остался не в истинной вере.
— Не знаю, святой отец, но вы говорите время у меня почти три года есть. Если это необходимо, то через три года я перейду в католичество. А сейчас — это не главная проблема. Что мне вообще сейчас делать? — отмахнулся на время от религиозных проблем Иоганн.
Зря, это не толерантный двадцать первый век. Отец Мартин взвился и стал расписывать все плюсы от его перехода в истинную веру из схизматической ереси.