— Берите его аккуратно за ноги, за руки и тащите в Кеммерн, куда и шли, только не в церковь, а к бабке Матильде, — по-немецки как «остолоп» будет не знал Иван Фёдорович, пришлось синоним подобрать, — тупицы. (Dummkopf).
Событие двадцать девятое
— Охо-хоюшки! — колдунья открыла дверь на пинки в эту дверь и недобрым взглядом уставилась на кнехтов, волокущих барона. Голова у того болталась произвольно, тащили за руки, за ноги, как им пацан и сказал. А чего, экзамены по технике безопасности сдавал же, там говорят, что нужно положить на брезент и так переносить разбитых и поломанных всяких. А где среди полей брезент взять? А с другой стороны, сдохнет и тоже хорошо. Нефиг на чужое зариться.
Не сдох. Бабка ухо к груди, уложенного на мать сыру землю, болезного поднесла и послушала, бьётся ли сердце у него. Билось, видимо. О! Нужно деревянный стетоскоп изобрести, отметил себе Иван Фёдорович.
Матильда пощупала раздетого до пояса барона, постучала по разным местам и велела отнести на лавку в дом. Другие бароны и барончики на неё рычали, мол чего не лечишь, карга старая, мать твоя дьяволица? Плетей захотела⁈ Колдунья как-то эдак на них взглянула, и первым бросил свиристеть Кисель, за спины отцовых кнехтов спрятался. Может и не кнехтов? В памяти Иоганна это слово было, да и сам Иван Фёдорович его слышал, применительно примерно к этим временам, но может так пехотинцы обзываются, а это ландскнехты? Ещё в памяти всплывало слово «Кутилье», это кажется конный воин в доспехе в средние века незнатного происхождения. Надо было на историка учиться, а не на строителя.
Всех бабка из дома выгнала, и труба задымила сразу.
— Ну, сейчас барона жарить ведьма будет, — чтобы побольше жути нагнать на родичей, как бы про себя, но вслух произнёс парень.
От него и от дома народ попятился. Минут через десять дверь открылась и появилась злая Матильда.
— Иоганн зови преподобного Мартина, отходит барон ваш. Кровью харкать стал. Пузыри кровавые пузырит. Не по силам мне такое лечить.
Иван Фёдорович не только историком, но ещё и терапевтом не был, да и хирургом тоже. Наверное, Рыжик сломал рёбра барону, и они лёгкое проткнули. Правильно датчанка сказала не бери чужого… Конь ведь чужой. Своего не лишишься. А жизнь-то своя. Пока он, естественно, не бегом, а тихим шагом, не хватало ещё и самому сдохнуть из-за кровотечения в носу, добирался до оратории святого отца Мартина, пока ждал облачающегося в парадную рясу священника, пока они шли назад, барон фон Лаутенберг почил в бозе. Отдал богу душу. Представился. Окочурился. Дуба дал. Сыграл в ящик.
Понесли в церкву и погнали гонцов в имение почившего, не замок всё же. Заборчик хлипкий вместо каменной стены. Хоронить дома будут. Там и церковь своя и семейный склеп при ней.
— Преподобный отче, а может такое быть, что отец проклял коней, кто на них позарится, тот умрёт смертью лютой? Я слышан, он это Гришке говорил? Или Александру? Может из-за этого херр Отто убился? — решил усугубить ситуацию Иоганн. Спросил, как бы шепотом, он у отца Мартина, но именно тогда, когда к ним подошёл Кисель на такое расстояние, чтобы услышать. Ну и кнехт или кутилье один рядом тоже был. Преподобный осенил себя крестным знамением и Иоганна и… и всех баронов с барончиками, чем тех в тоску — печаль вогнав.
За всеми этими, без сомнения полезными делами, как-то и подзабылась уже цель похода. Шли и ехали же панихиду служить по барону Зайцеву, а получилось вон чего. Иоганн некоторое время понаблюдал за мачехой. Она в одночасье, можно сказать, лишилась мужа, защитника и кормильца и отца, тоже на день ставшего защитником, хоть и не кормильцем, а объедальщиком. Фрайфрау Мария выглядела не убитой горем, а скорее потерянной. Жизнь обрушилась. А вот Василиса ревмя ревела. Девочка видимо, и правда, переживала смерть отца и деда. Поискав глазами Герду, чтобы посмотреть на её рыжую рожицу, Иоганн вспомнил, что пацанка устроила скандал и сбежала из замка, чтобы не ходить на панихиду. Удивительная смелость для начала пятнадцатого века. Ремня от матери точно получит. Ну, Герда она вообще безбашенная, если про него говорили, что в пацана бес вселился, то в эту рыжую пигалицу сразу два беса залезли и оба Вельзевулы.
Куда убежала Герда Иоганн знал. Она с мальчишками из русской деревни отправилась на плотах на тот берег Аа, на побережье моря собирать янтарь. В первый день пацаны принесли пять горстей янтаря. В основном мелкие и не очень прозрачные, но два камешка вполне приличных. Денег у Иоганна больше не было, и он пообещал продать камни в Риге, и уже потом по-честному расплатиться с пацанвой. Эх, жаль в Балтийском море ламинария не живёт. Можно было бы попробовать йод выделить. Хотя и не химик, но вроде сжигать надо и как-то улавливать… нет, не знаешь не берись. Да и не то море.