— Разведку бы послать, — когда гром схлынул, умерил аппетиты Иоганн.
Отмахнулись и в этот раз. Стоят все и крестятся. Ну да, это кто-то из святых там на небе громыхает. Вроде бы Илья-пророк. А вот интересно, в церквах, что говорят? Что если ты не крещён, то хоть какой ты там праведник будь, но в Рай не попадёшь. А при святом Илье-пророке церквей и Иисуса не было ещё. За тысячу лет до этого дело было. И его аж живым на небо забрали. Значит, врут попы. Как всегда, впрочем.
В разведку не послали. Хотя возможно и правильно. Темень, ветрина, дождь стеной и молнии прямо по дорфу колошматят, чего там можно разведать, что повстанцы, уцелевшие, по домам в Русском селе сидят, под столы забравшись в горницах и лбом об пол стучат, прошения у Господа вымаливая. Так этого не увидеть. Даже с окон его третьего этажа при вспышке молнии видно, что и печи или очаги никто не затопил. Виден бы был дым. Ну, пройдут люди по улице. Ну, не увидят никого. И что это даст?
Молиться Илье-пророку Иван Фёдорович вместе со всеми не стал. Пошёл к себе на третий этаж. Спать. Долго вертелся. Гром трещал, казалось, прямо над головой. Будто потолок у них из парусины сделан и надорвали её и теперь тянут в разные стороны два бугая, вот и треск стоит. А потом грохнет, так что уши закладывает. Но через десять там или двадцать минут стала гроза удаляться в сторону Риги. Ну, там священников побольше, там архиепископ целый есть, самим Папой Римским назначенный. Отмолят, не дадут город сжечь молниям.
Так и уснул незаметно. Разбудил шум внизу. Иоганн, прихватив полотенце, пошёл вниз, узнать, чего расшумелись, да и умыться заодно.
— Что случилось? — в гридницкой были только Отто и фон Бок. И оба помятые, видно только проснулись.
— Георг с новиками, людьми барона и нашими арбалетчиками пошли в дорф.
Ого! Иоганн забыл про умывание. Он выскочил на улицу и застал последних выходящих из ворот людей. Закрыли их за ратью двое самых молодых из новиков. Барончик глянул на барбакан. Там на площадке только Генрих фон Лаутенберг с арбалетом. Выходит, практически все ушли, и судя по следам подков на дворе, многие на лошадях. Значит, не на разведку, а на настоящую операцию по зачистке территории от бандитов отправились.
Из дверей вышли фон Бок с Георгом. Оба с арбалетами. Вот и все защитники замка, двое стариков почти, инвалид, пацан и два новика четырнадцатилетних. Иоганн бросился в оружейную, взял дагу и потом, так и не умывшись, поднялся ко всем на барбакан.
— Решили, спящими их взять, всю ночь не спали поди, дрожали, да молились, а теперь, как гроза кончилась, точно спать повалятся. Тут их и разбудят мечом по шее. Семён с Перуном предложили, — сообщил крутящему головой Иоганну Георг.
Как там в песне у Шостаковича?
Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Весёлому пенью гудка?
Прохлада была. Даже холодина была. В районе нуля температура. Ветер с реки был, или с моря был. И он не просто холодный, а сырой и проникающий без препятствий под одежду. Кудрявой не было. Точно. Даже кудрявого и то не было. Кисель ушёл вместе со всеми.
Гудка? Ну, гудка и подавно не было. У батяньки был рожок. И сейчас в оружейной. Иоганн его надтреснутый и пронзительный крик слышал, весёлое пение он ни разу не напоминал.
А песня просилась.
Ветер быстро весь энтузиазм вместе с теплом из Иоганна выдул, и боясь опять чего важного пропустить, он начал приплясывать, чтобы согреться. Под песню было бы сподручней.
— Иди оденься. Простынешь, — выгнал его, заметив посинение наследника, Отто Хольте.
— Без меня не начинать! — убежал барончик переодеваться.
Не начали. Долго потом ещё пришлось стоять на ветру.
Событие семьдесят четвёртое
По дороге вели пленных. Человек десять, точно не посчитать, шли плотной кучкой такой бывшие теперь борцы за свободу, жались друг к дружке, совсем уж теперь свободу потеряв. Сопровождали арестантов кутилье барона на лошадях и за ними ещё и Кисель на их дестриэ. Всадники время от времени подталкивали копьями жемайтийцев и те, дёрнувшись всем кублом, на трусцу переходили. Надолго не получалось, выходило всё наоборот. Связанные между собой бунтовщики запинались, и всем составом валились в грязь. Потом поднимались очень и очень не спеша. Со связанными за спиной руками это не просто проделать. Сначала на колени, потом в полуприседе пройдя пару шагов, ну а потом их копьями опять понукали к пробежке, и валяние в грязи повторялось. Если воины барона хотели этими тычками замедлить возвращение в замок, то у них всё получалось, если же цель была поиздеваться над пленниками, то тоже всё в струю, а вот если хотели быстрее с холодного ветра убраться в тепло натопленной гридницкой, то мозгов под шлемами было маловато, любой, после семнадцатого падения конвоируемых, должен осознать вредность привычки копьём в попу тыкать.