За всадниками нестройными рядами и колоннами шли Семён с Перуном при дротиках, Старый заяц с арбалетом на плече, а уже за ними новики и все прочие остальные.
— Открывайте ворота, — гаркнул фон Лаутенберг, словно, новики младые, больше ведь некому это делать, не у него за спиною стояли, а в Риге в харчевне «Три поросёнка» кабанятину дегустировали и оценивали её как истинные знатоки.
— Вот видно сразу, что этот хряк питался, говнюк, желудями, мясо горькое, и противное, а то в прошлый раз явно домашняя свинья была. И её рыбой кормили. Протухшей при этом. Эвон, как воняло рыбой от окорока.
— Точно, а в позапрошлый раз кормили блевотиной, свинью-то, такой мерзкий вкус был у отбивной.
— А чем надо кормить свиней?
— Апельсинами⁈
Пацаны убежали открывать ворота. Иоганн спустился следом. Хотелось узнать новости. Барон, опираясь на меч, последовал за ним.
Бумс. Ведро сгрохотало. Иоганн обернулся на площадку и бросился вниз. Не до смеха стало сразу. Генрих фон Лаутенберг, неправильно эдак шею завернув, лежал на земле и из уголка губ начинала струйка крови вытекать.
— Что⁈ — сверху гремели латами, спускаясь, Отто Хольте и Георг.
Иоганн отошёл от барона. Он строителем в том мире был, а не врачом, но тут и без докторантуры понятно, что барон при падении себе шею свернул. Неожиданная победа.
— Прими Господь душу раба твоего грешного, — управляющий истово перекрестился трижды.
Иоганн повторил действо. Особого расстройства не было, как и радости. Он словно заранее знал, что барон должен в скором времени покинуть этот бренный мир, отряхнуть прах его от своих ног и отправиться к гуриям, ай… в райские кущи, вести богословские беседы с ангелами. Не, ну гурии девственницы точно лучше, не ту религию завёз на Русь матушку Святой Владимир. И пьянства бы не было. И гурии бы были. Где минусы? Знания оттуда. Ну, спорное утверждение. Точно у арабов знаний в те времена было больше, чем у дикарей европейцев. И точно не меньше, чем у византийцев.
Между тем не участвующие в скорби новики открыли створки ворот, с трудом справившись опять с ригелем новым. Его опять раздуло от воды.
Юрген к барону, которого уже ровно положили доброхоты, подошёл последним. Иоганн за Киселём наблюдал. Тот не лыбился, не радовался, что враг недавний погиб, хотя скорби, с провисшими кончиками губ и усов, тоже заметно не было. Подошёл перекрестился. И нашёл глазами в окружившей толпе Иоганна.
— Нужно на тот берег срочно. Сестре… Марии сообщить. Сюда привезти. И мужчин с повозками, везти нужно его в баронство.
— А если там бунтовщики или литвины? — это управляющий совершенно правильный вопрос задал.
— А что с нашими бунтовщиками? — точно ничего же никто так и не сказал. Вот тут одиннадцать пленных, а после «убегания» побитых повстанцев в Русское соло их точно больше пяти десятков оставалось. Вопрос правильный озвучил староста Георг.
— Мы десятка два убили. Этих пленили. Из дальних домов успели убежать в сторону Риги, — Кисель повернулся к Отто, — а ведь на самом деле, по дороге к Риге и есть баронство.
— Тогда надо туда всеми силами идти, — Старый заяц потряс тяжёлым арбалетом, — коней полно, мы их раньше догоним, чем они до дорфа доберутся.
— На тот берег попасть не сложно, — остановил их боевой был Иван Фёдорович, — Что людям говорить? Чтобы начинали в дома свои перебираться? Или пусть сидят, а сюда только мачеху с Василисой, чтобы похоронить барона? Что вообще людям делать? Холода, шторм, а они в шалашах. Натерпелись, простыли. Дети малые. Можно им возвращаться или нет? Вернутся сюда бунтовщики или нет?
Все как-то самоустранились сразу от ответа. Самоотвод взяли. Попыхтел Отто Хольте, ему-то сам бог велел на этот вопрос отвечать.
— К Риге пошло по словам пленных тысячи три — четыре… и там полно литвинов. Я понимаю тебя, Иоганн. Пусть костры жгут, но посидят там ещё день пока мы не вернёмся. И Базилису не надо сюда. Одну только Марию. С братом проститься. Вот вернёмся и тогда… День… два.
Событие семьдесят пятое
Это всё нарочно. Там бог какой-нибудь, Локи, например, пошутить решил. Только Иоганн оттолкнулся от берега, встав на плот, как ветер, вроде совсем успокоившийся, выдал коленце — дунул. Плот на волне качнуло, пацан переступил, чтобы удержать равновесие, и встал ногой на самый конец. Не упал. Удержался. Только сапоги замочил. Ну и, конечно же, они оказались где-то там внизу не герметичными, и набрались холодной, просто ледяной, воды. А ветер, сволочь этакая, дуть не бросил. Прямо навстречу пыхтел. Пока парень делает пару гребков шестом или отталкивается от дна, норд-ост, он же борей, плот назад толкает к берегу. Толкаешься, гребёшь, из сил выбиваешься, а плот и четверть расстояния не проплыл. Это ещё хорошо, что течение слабое, а то бы к Риге подплыл пока до того берега добрался. Весь мокрый от брызг и пота Иоганн просто упал на берег, когда переплыл Аа. Его тут же подняли и в лес отволокли. Оказывается, с того берега над мытарствами барончика наблюдали.