К этой именно великой и благой цели стремился и барон Н. А. Корф в своей пропаганде «повторительных» школ, с целью освежения, упрочения и некоторого пополнения знаний взрослого населения, прошедшего уже народную школу или дома подучившегося грамоте и кое-чему из предметов элементарного курса. Но у нас, к несчастью, столь необходимое дополнение к курсу народной школы все еще остается, можно сказать, в области мечты, желаний и ожиданий, если не считать нескольких единичных «повторительных» школ, остающихся как бы в виде памятника творческой самодеятельности барона Н. А. Корфа на поприще народного образования.
Ратуя в печати за «повторительные» воскресные школы («Воскресная школа», «Повторительные школы для учащихся» и «Образовательный уровень взрослых грамотных крестьян»), барон Корф еще раз выступил с горячими статьями в пользу обязательного обучения грамоте всего подрастающего поколения при помощи домашних крестьянских школок грамоты, но с принятием, однако, мер, чтобы эта маленькая ступенька первоначального обучения не сходила на нет, не обращалась бы в рецидив безграмотности. Указанные его статьи, напечатанные в разных повременных изданиях, вместе со статьями, появившимися в свет во время пребывания за границей, а также и некоторыми позднейшими, – составили книгу «Наши педагогические вопросы», о которой было уже упомянуто выше. Эта книга, с одной стороны, заключает в себе дельный разбор указанных выше односторонних увлечений учебной администрации, которые так или иначе тормозили правильное развитие дела народного образования и более или менее мешали должному прогрессивному его росту, соответственно запросу времени и стремлениям местного общества. Вместе с тем в этой книге имеются драгоценные советы и указания, в каком направлении должна развиваться деятельность общественных учреждений и частных лиц, чтобы наконец мы могли добиться поголовной грамотности всего подрастающего школьного населения, разумной постановки народной школы и мало-мальски сносных познаний в среде взрослого сельского населения. «Наши педагогические вопросы», вышедшие в свет в 1882 году, в связи с двумя другими, известными уже нам книгами «Русская начальная школа» и «Наше школьное дело» обнимают собою всю историю русской народной школы, со всеми ее светлыми и мрачными, положительными и отрицательными сторонами, с самого первого момента зарождения разумной и регулярной народной школы, т. е. на протяжении 17 первых лет жизни ее на русской почве. Если к этому прибавить еще и некоторые его брошюры, можно без преувеличения сказать, что один барон Корф сделал на пользу разъяснения потребностей и нужд русского народного образования, бытовых его обстоятельств и условий и отношения к нему законодательства несравненно больше, чем было сделано с этой целью в указанный период во всей русской печати. Он один вел это дело мужественно, стойко, наперекор всевозможным невзгодам, с непоколебимой верою в его успех.
И успех был несомненным. Барон Корф высоко держал знамя народного образования; голос его раздавался на всю Россию – и дело народного образования неуклонно развивалось во всевозможных направлениях. В начале 80-х годов заметно ослабели те препятствия, с которыми приходилось бороться на местах ранее. Так, в 1881 году после долгого перерыва был разрешен съезд земских народных учителей Херсонской губернии, который и состоялся в июле того же года, под руководством барона Н. А. Корфа, в Херсоне. Это был не просто учительский съезд, но, как справедливо назвали его в свое время, «праздник тружеников народного образования». Съезд этот своевременно был описан бароном Корфом в «Русской мысли». Эта статья, уже в более полном виде, вошла затем в «Наши педагогические вопросы».
Херсонская губернская земская управа пригласила на съезд только 70 человек; но имя барона Корфа привлекло к участию в съезде до 250 учителей и учительниц, в том числе из шести следующих губерний: Черниговской, Полтавской, Харьковской, Таврической, Подольской и Бессарабской. Наплыв посторонней публики был так велик, что ее допускали на съезд только по билетам. Деятельность съезда отличалась замечательной производительностью, как в этом может убедиться каждый, обратившись к описанию барона Корфа. Два часа в день отводилось ежедневно на образцовые уроки, даваемые учителями и учительницами; один час – на лекцию барона Корфа как руководителя курсов об антропологических основаниях, рекомендуемых на съезде приемов обучения; один час ежедневно уделялся обсуждению вопросов, поставленных на очередь членами и руководителем. Прения по поводу образцовых уроков происходили вслед за окончанием их.
Этот съезд народных учителей, помимо его многолюдства и замечательной деловитости, имел еще следующую очень характерную и важную особенность. Согласно программе, представленной бароном Корфом, министр народного просвещения разрешил, независимо от дневных, деловых, занятий съезда, еще и вечерние собрания членов его с целью развлечения. На эти собрания посторонние лица не допускались. Начинались они в шесть с половиной часов вечера с чтения протоколов и затем превращались в литературно-музыкальные и танцевальные вечера, продолжавшиеся до девяти часов вечера. Почетными посетителями были представители губернской земской управы, местные директор и инспектор народных училищ. Это разумное, находчивое отступление от общего шаблона съездов придало херсонскому съезду такое оживление, простоту и задушевность, какими не может похвалиться никакой другой съезд.
Из постановлений съезда заслуживает особенного внимания ходатайство его «о созыве кратковременных периодических съездов учителей и учительниц для обсуждения нужд школы и учителя». У нас, к сожалению, до сих пор еще крайне редко созываются съезды учителей; но вот как это дело было поставлено в Пруссии двадцать лет тому назад. Известный немецкий педагог Любен в своем «Педагогическом ежегоднике» пишет в 1871 году по поводу съездов:
«Существующая организация, в силу которой учителя каждого прихода съезжаются ежемесячно, учителя каждого округа – всякие три месяца, и учителя более обширного округа (уезда), в который соединены отдельные округа, собираются раз в год для того, чтобы взвесить существенные условия быта народной школы с различнейших сторон и споспешествовать отправлению обязанностей их профессии, – везде оказалась достигающей цели. Нельзя также не признать целесообразным и плодотворным самого хода учительских съездов, на которых даются и обсуждаются пробные уроки, читаются лекции и рефераты, где упражняются в хоровом пении и докладывают правительственные сообщения. Такое внутреннее устройство учительских съездов во всяком случае может обновлять и дополнять сведения членов съездов, содействовать к установлению в среде их более правильной и широкой точки зрения на вверенную им важную деятельность, способно довести учителей от знания до умения и сделать последнее плодотворнее».
К этому считаем необходимым добавить, что учебная администрация не только считает «долгом» созыв съездов, но и «настаивает», чтобы в протоколах съездов точно обозначалось, на каком именно основании кто-либо из учителей не присутствовал на съезде, и представил ли отсутствующий «законные» и «уважительные объяснения».
Ввиду вышеназванных трудов и заслуг барона Н. А. Корфа невольно возникает вопрос: каким образом такой крупный, выдающийся и даровитый общественный деятель мог оставаться не у дел? Мы не говорим о казенной службе, для которой барон Корф был слишком независим; но ведь в больших городах, особенно же таких крупных, как Петербург и Москва, есть общественные должности для заведования и руководства делом народного образования. Казалось бы, кому же, как не барону Корфу, быть руководителем в той или другой столице? Этот вопрос, так сказать, сам собою встал на очередь в глазах всей интеллигентной публики после появления в июльской книжке «Вестника Европы» за 1882 год блестящей статьи барона Корфа под заглавием «Петербургские и московские начальные училища». Около этого же времени умер известный педагог П. Е. Басистов, состоявший при московской городской управе заведующим местными народными училищами. Общественное мнение сразу указало на барона Корфа, и бывший в то время городским головою Б. Чичерин предложил ему баллотироваться на открывшуюся вакансию. Но лишь только стало известно об официальной кандидатуре барона Корфа, две газеты – «Московские ведомости» и «Новое время» – предприняли против него невообразимую травлю, такую злостную и разнузданную, какой решительно никогда не выпадало в печати на долю кого бы то ни было из общественных деятелей. По адресу ни в чем не повинного барона Корфа посыпались со страниц этих газет отборные, совершенно несправедливые инсинуации и брань, вроде следующих: «безбожник», «враг духовенства», «утилитарист», «немец», «пришлец», «представитель немецкой педагогии», «материалист», «помещик, а не педагог», «неблагонадежный человек», «противник Закона Божия» и прочее, все в этом же роде. Мало того: газетные борзописцы копались в частной, семейной жизни барона Корфа, высчитывали источники его доходов, размеры его литературного заработка, годичный его бюджет – и все перевирали неслыханным образом. Эта бессовестная газетная травля из личной мести производила, однако, впечатление на московских гласных, вызывая в них недоумение, колебание, споры. Вследствие этого барон Корф, вызванный уже в Москву для баллотировки, письмом на имя городского головы отказался от баллотировки, «чтобы не вносить разлада в московское городское общество». Со своей стороны, московский городской голова в письмах от 18 и 27 октября 1882 года выразил «искреннее сожаление по поводу оборота, который приняло дело», и сетование, что «не пришлось действовать вместе».