Ундина вышла на берег и мертвенно-холодным голосом, в котором слышалось отчаяние утопающего, чувствовался безнадёжность пучины, спросила.
— Зачем ты вызвал меня в эту ночь, людской кудесник?
— Затем-же, зачем и всегда. — ответил колдун. — Вы, Ундины, обладаете даром очаровывать путников. Затем вы затягивайте их в пучину, морскую или речную, неважно. А потом пируете их душами. Но если такую как ты вызвать на берег заклятьем на крови, она станет послушной на час, и её чары будут бессильны против того, кто наложил заклятие. Возляг с Ундиной, и ты получишь часть силы душ, которых она поглотила. Не раны, не болезни, не преждевременная старость тебе будут не страшны. В обмен на твоё семя, которое ты должен излить в её мёртвое чрево. Ты не сможешь больше иметь детей, но получишь силу и долголетие.
Сказав всё это, колдун стал поспешно раздеваться. Затем он уложил Ундину прямо на роскошный ковёр из мха и вошёл в неё. Он двигался отрывисто, беря её словно зверь. Его пальцы оставляли на её теле отметины, которые тут-же пропадали, он покрывал её грудь и шею поцелуями, переполненные низменной страстью. Ундина-же была равнодушна. Колдун излил семя внутрь её и зашептал.
— Я чувствую, я чувствую, как сила наполняет меня!
— Ты почти испил меня. — печально ответила Ундина. — Ты ходишь ко мне каждую полную луну уже два года, а я всего трижды вкусила свежей человеческой души за всё это время. Скоро от меня останется лишь тень.
— Я отправлю людей сюда. — произнёс колдун. — Они станут твоей пищей.
Ундина поднялась.
— Твоё счастье, людской кудесник, что мерзкое заклятье ещё действует, иначе ты бы стал трупом на дне этого бездонного озера. А твоя душа…
— Моя душа тебя не касается. — отрезал чернокнижник.
— Она проклята. Я бы и так не стал её вкушать. Только утопила, порезвившись со своими сёстрами и всё.
— Как мило с твоей стороны. — глухо рассмеялся он. — Время на исходе. Ты напрасно тянешь время. А теперь уходи. Обратно, в пучину. Повинуйся мне.
Ундина развернулась и пошла в озеро, за несколько секунд она опустилась под воду и вот уже последний круг растаял на озёрной поверхности.
Колдун знал, что время пришло. Он оделся и собрав свои пожитки покинул чащу под аккомпанемент уханья невидимого филина.
По дороге ехал монах-бенедиктинец[10]. Он был чрезвычайно толст. Хотя монаху полагается пост и смирение, но судя по четырём подбородкам этого субъекта, он и пост — понятия совершенно несовместимые. Толстяк, облачённый в чёрную рясу, в которой было весьма жарко в солнечный день, даже в тени, что давали кроны деревьев, щедро распростёршие свои зелёные руки над лесной тропой, с завидным аппетитом жевал ломоть хлеба, чуть меньше щита, коим рыцарь защищается на турнире, держа в другой руке пучок дикого лука, размером со сноп, который в свою очередь со всем причитающимся старанием связали трудолюбивые руки крестьянина, и судя по его улыбающемуся лицу, красному, и с блестящим от пота лбом, толстый монах был доволен своей монашеской жизнью.
Взаправду становилось жаль несчастного осла, что нёс, мало того, тушу весом в сотни три фунтов[11], так ещё и мешок с вещами, да бурдюк с водой. Но у того, в отличие от легендарной Валаамовой ослицы[12] не было языка, дабы пожаловаться на свою судьбу, поэтому и переставлял он свои копытца по запылённой лесной тропе, не ведая, когда сие закончится, и куда он идёт.
Неожиданно осёл остановился и стал поводить ушами.
— Что такое? — спросил монах тут-же престав жевать, попутно нащупывая дубинку с утолщением на конце. Столкнутся с разбойниками у толстяка не было никакого желания. К тому-же он имел кошель с десятком золотых ливров[13], и расставаться с ним, а тем более со своей жизнью он не желал.
Вытягивая свою шею, хотя это прозвучало бы скорее, как комплимент, ведь как таковой шеи он не имел, монах заметил лошадь в полной сбруе, что, переступая с ноги на ногу стояла посреди тропы. Перебарывая свой страх, монах всё-таки слез с осла и пошёл по тропе, держа обеими руками дубинку.
Упитанный монах крутил головой по сторонам, изо всех сил сжимая в руке дубинку. «Вот ведь угораздило меня попасться в эти неприятности!» — думал он. — «Как будто других дел у меня нет». Забалтывая себя, чтобы хоть немного успокоить свой страх, монах Буер все-же двигался по тропе, озираясь по сторонам, готовый в любой момент прыгнуть на спину своего осла и показать тому, что значит бежать аки арабский скакун.
10
Бенедиктинцы — старейший католический монашеский орден, основанный Бенедиктом Нурсийским около 530 года в Субиако и Монтекассино, позже причисленный церковью к лику святых. Несмотря на то, что бенедиктинцы называются «орденом», не действуют в рамках единой иерархии, а организованы как собрание (совет) автономных монастырей. Большинство монастырей средневековой Западной Европы принадлежало бенедиктинскому ордену. Термин «бенедиктинцы» иногда употребляют и по отношению к другим монашеским орденам, использующим «Устав святого Бенедикта» (камальдулам и цистерцианцам). Девиз ордена — «Молись и работай» (Ora et labora)
12
Легендарная библейская ослица, принадлежавшая Пророку Валааму. Получила дар говорить человеческой речи