Дом действительно потрясал. Высокие потолки, украшенные лепниной, картины во всех комнатах и даже на кухне. Стекло и изысканный хрусталь в многочисленных сервантах. Наконец, спустившись по скрипящей под ногами лестнице и пройдя по короткому подвальному коридору, дворецкий провел Розу к мощной черной двери.
— Это — святая святых мастера, покойницкая.
Он распахнул дверь и пригласил девушку следовать за ним. Ее глазам открылся мрачный зал с драпированными черной тканью стенами и крошечными окошками сверху. Холод, царящий внутри, пробирал до костей. Под сводчатым потолком мертвенно-голубым, призрачным светом засияла огромная люстра.
Сейчас Роза смогла рассмотреть, что стены покойницкой украшены пугающими мистическими символами — скелетами, черепами и различными частями человеческих тел. К стенам прижимались стеллажи и шкафы с какими-то склянками и коробками. Посреди зала, на столе белого мрамора, лежал мужчина в дорогом сюртуке. В призрачном свете ламп он выглядел крепко спящим. Девушка вздрогнула — на мгновение ей показалось, что труп шевельнулся.
Лютен успокаивающе сжал ее ладонь:
— Привыкайте, Роза. Тут иногда мерещиться всякая чертовщина. А бывать здесь вам придется частенько. По рабочим вопросам, разумеется. Ну что ж, теперь мы можем смело отправляться за вашими пожитками.
Из ремиза в глубине сада, построенного практически на территории кладбища, Пьер вывел двух вороных, коней. Они раздували ноздри, выдыхая облачка пара. Следом за ними показался черный фаэтон с широким подиумом сзади. Дворецкий развел руками:
— Простите, Роза, на ландолете уехал мастер Семитьер, а потому нам придется довольствоваться катафалком. Впрочем, возможно, так даже лучше. Произведем больше впечатления на ваших соседей, — он подмигнул своей спутнице.
Рю Белло встретила экипаж весьма настороженно. Слишком уж изысканно смотрелся он в окружении грязных улочек, покрытых мусором. Грозным лошадям, прядущим ушами и сердито фыркающим на зазевавшихся пешеходов, опасливо уступали дорогу. Однако, стоило Розе покинуть катафалк, как настороженность сменилась неприязнью и злобой. Девушка вжала голову в плечи, будто желая уменьшиться в размере. Грязные старухи шипели ей в спину проклятия, а мужики, насупив косматые брови, сжимали кулаки.
Кто первый швырнул в нее камень, Роза не заметила. Она увидела только руку Пьера, ловко перехватывающего летящий булыжник практически у самого ее лица. В следующее мгновение коротышка, словно молния, метнулся в сторону столпившихся жителей дна Лютеции, а в его левой руке сверкнули развернувшись веером метательные ножи. Один из них он плотно прижимал острием к горлу месье Фуве:
— Еще одна подобная выходка, ты, отродье портовой шлюхи, и назад наша гробовозка не поедет порожняком. И, поверьте, места там хватит на всех, — прошипел Лютен.
Жан Фуве икнул. По его давно не видевшей воды шее стекла тонкая, алая струйка. Дворецкий окинул исподлобья внезапно притихшую толпу, после чего повернулся к Розе и произнес уже совершенно спокойным голосом:
— Мадемуазель Фалюш, не торопитесь. Соберите все, что вам необходимо. Возвращаться в эту дыру повторно я не планирую.
Роза вздохнула и посмотрела на хибару, которая двадцать лет была ее жильем. Дом стоял, прижавшись плечом к таким же кривобоким соседям, напоминая пьяниц, поддерживающих друг дружку на выходе из кабака. Два этажа, но высотой чуть больше, чем в полтора: второй ярус вжался в крышу, словно стыдясь своего существования. Штукатурка, когда-то белая, сейчас больше напоминала кожу прокаженного — желтые подтеки ржавчины сочились из железных скоб, стягивающих трещины. Окна одной из квартир на первом этаже были забиты досками; в одном зияла дыра, закрытая мешковиной.
Крыша, покрытая черепицей, наполовину съеденной временем, напоминала стариковскую челюсть. Из трубы валил сизый, вонючий дым — не от камина, а от жаровни, в которой жгли мусор. Запах стоял терпкий, как уксус, смешанный с прогорклым салом.
Парадная дверь, а точнее, то что от нее осталось, висела на одной петле. Еще вчера она была вполне нормальной. Вероятнее всего, ее сорвали сегодня утром.
Девушка вошла внутрь. Сквозь щели виднелись провалы в ступенях, ведущих наверх. На перилах, покрытых липкой пленкой жира и пыли, кто-то вырезал ножом: “Жан-Клод умер от крыс”. Надпись эта появилась еще до рождения Розы, а потому печальную историю неизвестного мужчины давно все забыли.