Внутри пахло мышами и сыростью тюремной камеры. Стены, оклеенные старыми газетами десятилетней давности, пузырились от плесени. На втором этаже, кроме Фалюшей, ютились еще две семьи. За одной дверью, затянутой для большего сохранения тепла грязной простыней, слышался плач младенца. Малыш Николай. Наверное, голоден, а мать работе. Воровато озираясь, она просунула в дверную щель пятиливровую купюру. Елена придет домой, найдет деньги и купит еды.
Роза наскоро собрала свои немногочисленные вещи — несколько сарафанов, пару кофт, теплые чулки, толстенький блокнот в сафьяновом переплете, пару мелких сокровищ, оставшихся на память от покойницы-мамы. Связав пожитки в простыню, девушка мысленно попрощалась со своим домом.
“Чего бы это не стоило, мы сюда больше никогда не вернемся. Прости, мамуля!”, - подумала девушка, спускаясь вниз.
Прежде чем влезть в катафалк, она еще раз окинула взглядом дворик, в котором играла в детстве. Сейчас он, заваленный обломками кирпичей и бутылками с зеленым осадком. Тут же росла единственная старушка-яблоня. Раньше играть в ее тени было очень весело. А сейчас все напоминало о том, что даже время на задворках Ла Шапель движется иначе — медленно, тяжко, как телега с покойником по мостовой, усыпанной костями селедок.
На сей раз задержек в холле Управления общественной безопасности никто чинить не собирался. Скорее всего, о визите Барона командан предупредил заранее. Он же встретил Семитьера на пороге своего кабинета и не преминул возможности выговорить ему:
— Однако, вы не торопились. Понимаете же, что это дело государственной важности?
Барон переложил саквояж из правой руки в левую, протянул ладонь для приветствия, которую Раффлз, нехотя, пожал:
— Знаете, что обычно говорит Смерть, приходя на вечеринку? “Не переживайте, я не опоздала. Просто пришла в последний момент”. Хотя эта шутка не очень хороша. Ведь, у старушки нет чувства времени. Есть только чувство окончания. Впрочем, действительно, не будем заставлять усопшую ждать. Тем более, со своей главной гостьей на балу жизни она уже встретилась.
Спустившись в подвал по уже знакомой винтовой лестнице, Барон довольно расправил плечи. Ощущалось, что в этом месте, напоенном смертью и человеческими трагедиями, он чувствует себя как дома. Повинуясь его приказу, ассистенты извлекли труп мадам Новакович из холодильника и перенесли на свободный секционный стол. Критически осмотрев предложенные ему инструменты, Семитьер решительно сгреб их в сторону, после чего вытащил из своего чемодана кожаный несессер, который разложил перед собой. Внутри мертвенным блеском сверкнули хромированные рукояти разнокалиберных ножей, пинцетов и пилочек. Аккуратно сняв цилиндр, Гведе передал его Раффлзу, после чего нацепил на голову странную конструкцию, состоящую из ремешков, медных креплений и дымчатых стекол.
— Окулус мортис, — пояснил он заинтересованному медэксперту, — мое личное изобретение. Позволяет рассмотреть даже то, что Смерть хотела бы стыдливо скрыть от нашего взора. А это…
Рядом с персональным набором инструментов появился пузатый механизм с системой трубок, проводов и банок.
— А это — анализатор виталис. Существенно экономит время тем, кому совершенно недосуг постоянно обращаться к лаборантам. Тем более, если к ним особого доверия и нет.
Один из санитаров протянул Барону прорезиненный фартук, который могильщик с благодарностью нацепил поверх фрака. На руках его вновь появились перчатки. Из внутреннего кармана он вытащил сигару, которую тут же ловко разжег.
— Но здесь курить… — в присутствии этого самоуверенного аристократа Марсель чувствовал себя весьма неуютно.
— Мне — можно.
Ловко орудуя какими-то крючками и зазубренными лопатками, Семитьер откинул в стороны кожу и мягкие ткани жертвы убийства. Надвинув на правый глаз одну из линз, он чуть ли не с головой погрузился во внутренности покойницы. Не выдержавший затянувшейся паузы, Франсуа Раффлз спросил:
— Ну что скажете?
Барон недовольно посмотрел на жандарма:
— Она однозначно мертва. Пока скажу только это. А там — вскрытие покажет.
При помощи блестящего шпателя он разворошил ком фарша внутри полости тела, вытащил из несессера огромный шприц и, воткнув его в то, что когда-то было органами, попытался набрать жидкость. Шприц едва наполнился на несколько делений. Из углубления в своем диковинном анализаторе Барон вынул стекло, на которое выдавил некоторое количество капель полученного секрета. Накрыл его другим таким же стеклом, после чего вернул на место. Прибор зашипел, выпустив струйку розового дыма.