— Мадемуазель Фалюш, я вас приветствую. А где же Барон? Мне казалось, он достаточно пунктуален, чтобы не заставлять себя ждать.
Ацтланин ехидно ухмыльнулся и, распрямившись, резво зашагал к карете:
— Вы не узнаете меня, коллега? Это отлично. Значит, и остальные не узнают.
Он подмигнул Раффлзу и, кряхтя, полез в экипаж. Растерянный командан последовал за ним. Гнедая фыркнула: мол, мы не договаривались на лишнего пассажира, после чего кучер свистнул и фиакр тронулся с места.
— Барон, объясните, зачем вам понадобился этот маскарад? И как у вас вышло настолько ловко изменить свою внешность?
Семитьер сделал глоток из вечной фляги, закурил:
— Запомните, друг мой, если к дверям нет ключа, конечно, можно выбить ее ногой. Я же предпочитаю сперва вежливо постучать. И поверьте моему опыту, хозяин двери будет менее откровенен с тем, кто секунду назад испортил его собственность. Касаемо моих методов маскировки, то мне кажется, что один раз показать будет гораздо легче, чем объяснить. В наш просвещенный век люди часто забывают, что иногда магия Вуду может быть намного более эффективна, чем кажется.
Некоторое время они ехали молча, после чего тишину нарушил Барон:
— Откровенность за откровенность, друг мой. Что привело вас в жандармерию?
Раффлз пожал плечами:
— Кто-то же должен поддерживать порядок в Республике? А вообще, если честно, желание служить в жандармерии у меня появилось какой-то десяток лет тому назад. Дело в том, что начиная с четырнадцати годов я находился по другую сторону закона. Не хочу углубляться в детали, которыми я совершенно не горжусь. Одним словом, последнее мое пребывание в тулонской тюрьме заставило меня несколько пересмотреть взгляды на мир. Я начал изучать преступный мир, а также — науку изучающую следы ног и отпечатки рук. Тогда же я отправился в ближайшую комендатуру жандармерии и предложил свои услуги. Кто может лучше ловить преступников, нежели тот, кто знает их методы "работы" на собственной шкуре?
— Да, иногда мировоззренческая колода тасуется слишком причудливо. И что, ваши взгляды за это время ни разу не потерпели крах?
— Ни единого. Наоборот, я укрепился в мыслях о том, что закон должен соблюдаться в каждом элементе из составляющих общество.
Барон затянулся сигарой, его желтые глаза сверкнули:
— То есть, закон — это высшая мера оценки?
— Именно так.
— Законы обычно пишутся чернилами, в то время как справедливость — кровью. Давайте предположим некую гипотетическую ситуацию. На рю Сен-Поль, по соседству с вами, произошло убийство…
Раффлз изумленно вытаращил глаза:
— Простите, откуда вы знаете, где находится мой дом???
— Это не настолько важно. Скажем так, об этом мне сообщила знакомая вам мадам Пино, жившая еще три года тому назад на той же улице. Помните, я говорил, что мертвые зачастую более болтливы, чем живые? Ну да не суть. Итак, произошло убийство. И по чистой случайности, вы доподлинно знаете, кто совершил данное преступление. Например, как в случае со светлой памяти Жаклин Пино. Но вот загвоздка — знать то вы знаете, а доказательств этому деянию у вас ровно никаких. Любой барристер в суде развалит это дело в два счета. Казалось бы, забрать жизнь убийцы будет вполне справедливым. Но, ведь, тогда количество убийц в Лютеции не уменьшится — вы займете место выбывшего, нацепив на себя все положенные ему регалии. А вот количество справедливости — увеличится. Закон это отличный инструмент, не более. Просто не стоит забывать, что его параграфы — как могильные плиты. Чем их больше, тем сложнее докопаться до нужного содержимого. Кстати, остановите экипаж. Я выйду немного раньше, дабы нас не видели вместе.
— У вас есть какой-то план, в который вы не соизволили меня посвятить?
— План прост как яма. Я отправлюсь к Девалю первым. Попытаюсь выяснить, не видел ли он мою многострадальную дщерь, коя пошла позавчера в его богоспасаемое заведение, дабы устранить выскочивший на заднице чирей. Зачастую реакция человека на нестандартную ситуацию может рассказать о нем много больше, чем допрос с пристрастием. Мне понадобится около четверти часа, после чего вы смело можете приступать к своим прямым обязанностям.
Кряхтя и оступаясь, шаркающей походкой, Барон направился к вычурно украшенным воротам клиники Адольфа де Ротшильда.
Выждав положенное время, инженер-сыщик отдал команду жандармам следовать за ним. Игнорируя возмущение пожилой дамы, сидящей за конторкой при входе, они ворвались в кабинет, на котором висела медная табличка с именем Франка Деваля. Первым, что бросилось в глаза Раффлзу, был портрет, расположенный прямо над столом доктора. На нем художник изобразил мужчину с узким овальным лицом, высокими скулами и волевым подбородком, придающим ему жесткость и строгость. Еще год назад этого человека в хорошо скроенном, светлом костюме разыскивали все правоохранители Конкордии за преступления против человечества. Будучи придворным медиком канцлера Тевтонии, он проводил жесточайшие эксперименты над военнопленными. Потом его труп обнаружили в Темзе. С добрым десятком ножевых ранений.