— Неожиданно много. Значит, придется отложить ваш отчет на более поздний вечер. Сегодня привезли тело господина, о котором вы уведомляли. Не желаете пощекотать нервы и присутствовать на вскрытии? Меня весьма утомляет параллельно с работой производить еще и записи. Я не настаиваю, конечно. Но возможно, вам будет интересно.
Роза одним глотком опустошила бокал:
— А знаете… Гведе, я согласна. Надоело жить и всего бояться!
Барон подмигнул:
— Отличное решение. Тем более, самый лучший способ избавиться от страхов — это рассказать о них мертвецу. Он уж точно ничего дурного не посоветует.
Лютен сообщил о том, что ужин будет подан через десять минут. Барон и Роза поспешили каждый в свою комнату и только сидящий на карнизе Ригор Мортис обратил внимание на колючий, пристальный взгляд человека, стоящего за окном и наблюдающего за происходящим в щель между неплотно задернутыми гардинами. Ворон покосился на него и негромко каркнул.
Прозекция личности
"The lover of life's not a sinner,
The ending is just a beginner."
Black Sabbath “Heaven and Hell”
Среда, 8 марта, раннее утро.
Он не считал себя художником в обычном понимании этого слова. Искусство столичных салонов было для него жалким, поверхностным и фальшивым. Как и те, кто кичился им. Покровы грязи — внешней и внутренней — делали их ничтожными. Нет, он был художником духа. Его мольберт — это жизнь, а кисти — холодный металл. И если какой-нибудь Густав Кортуа ставит перед собой девственно белый холст и наносит на него краски, чтобы получить что-то вроде “Похорон в Орнане”, то он действует с точностью до наоборот. Он берет в руки грязное полотно тела и тщательно отсекает от него все ненужное. Он дарит людям вечность!
Мужчина подошел к календарю, висящему на стене. Сегодня на нем появится еще одна отметка — новый день рождения. Каждый штрих здесь был не простым числом, а символом его триумфа над тленом Смерти. Он ласково провел рукой по глянцу календаря: древние говорили, что бумага все стерпит. Но какая разительная разница может быть между двумя листами, одинаково испещренными типографской краской!
Вернувшись за стол, он налил в свою любимую чашку свежезаваренный чай и вновь взял в руки сегодняшний выпуск “Le Petit Journal”. Если после первого прочтения передовицы ему хотелось в ярости скомкать газету и вышвырнуть в корзину, то сейчас он читал этот гнусный пасквиль более вдумчиво:
“Убийцу по кличке “Мясорубка” сожгли на площади Луи Лепина. Как сообщил нам мэтр де ля трибун Ордена святого Доминика, Вигдор, преступник, наводивший ужас на умы горожан Лютеции, был схвачен гвардейцами кардинала прямо у себя в рабочем кабинете.
“Мягкотелые жандармы, как обычно, могли упустить убийцу за отсутствием улик. Но благодаря напору прелата Бергнара, он был препровожден во Дворец правосудия, где раскаялся во всех роковых актах насилия”, — рассказал он.
Чудовищем, терроризировавшим город оказался достопочтенный доктор медицины. В составе группы неустановленных лиц они творили беззаконие во славу Сатаны, искренне веря, что тот поможет им свергнуть нашего уважаемого Президента. Несмотря на то, что преступник отказался выдать своих соучастников, ссылаясь на незнание их имен и статуса, выскажем всеобщую надежду на то, что досточтимый прелат успешно завершит начатое и всех остальных убийц ждет та же участь. Казнь преступника состоялась 7 марта 1898 года при массовом скоплении благодарной публики.”
Он всегда считал, что смерть это не конец, а такой же диагноз, как чахотка или оспа. Если подойти к нему профессионально, то человека можно исцелить. Но уж чем точно смерть не может быть, так это фарсом. Не то, чтобы он считал, что на месте казненного должен оказаться он. Сие — горькая слава, и погрязшие во грехах люди не могут пока по достоинству оценить ту работу, которую он выполняет для них. И эта пропитанная дешевым пафосом диффамация тому свидетельство.
“Грязные души не могут увидеть свет”, — подумал он, сжимая чашку, чуть не раздавив ее.
Он достал из шифоньера чистый, идеально отглаженный хирургический халат. Полюбовался своим отражением в зеркале: наверное, именно так и должен выглядеть святой. Строгий костюм, галстук — все земное — скрывают под собой белое покрывало, символизирующее чистоту как внешнюю, так и внутреннюю. Надевая его человек преображается в Спасителя.