Инженер-сыщик кивнул Барону, надел пальто и фуражку. Задержался перед выходом:
— Слушай, Гведе. Чем дольше я знаком с тобой, тем больше убеждаюсь в том, что сплетни, которые ходят по Лютеции о “мертвячьем лекаре” — частично правдивы. Если ты, действительно, владеешь тайной общения с умершими… Почему ты элементарно не можешь спросить у этой несчастной, кто конкретно ее убил?
Барон захлопнул книгу, закурил. Внимательно оглядел Раффлза с ног до головы:
— Дружище, если бы я спрашивал у каждого мертвеца имя того, кто его прикончил, мне тоже пришлось бы зашивать им рты. Ужасные болтуны! Начнут с имени, а закончат жалобами на холод в гробу. Да и, если честно, память у них, как у золотой рыбки — три секунды. Так что, прости, но творить справедливость должны живые. И только они.
Четверг, 9 марта, 7-30 утра
— Девочка моя, сегодня очень важно, чтобы вы сопровождали меня во время погребения. Надеюсь, у вас не было особенных планов на утро?
Роза быстро проглотила последний оладушек и вытерла губы белоснежной салфеткой:
— Никаких планов, господин Барон. В чем будет заключаться мое задание?
— Я бы сказал, что это не совсем работа. Просто Голгофа находится прямо рядом с кладбищем Сен-Венсан, и мне показалось, было бы правильно почтить память вашей маменьки. Поэтому я и решил совместить приятное с полезным.
Снова скрип ступеней и холод. Несмотря на то, что первый ужас перед святилищем своего хозяина у девушки понемногу отступал, ее ноги все равно подгибались от страха перед мертвецами. Барон ушел вперед, а Роза все никак не могла найти в себе силы переступить порог покойницкой. Перед глазами стояло разверстое тело, над которым с ножом и пилой в руках колдовал могильщик.
Наконец, взяв себя в руки, Роза вошла в морг. И вновь, как и в прошлый раз, она ощутила липкие объятия страха. Его костлявые, цепкие руки сдавили грудь, не позволяя стылому воздуху проникнуть в легкие. Внезапно ощущение удушения прошло. Вместо него нахлынули воспоминания.
Ей тогда было лет десять. Гимназисты всегда относились свысока к дочери учительницы, хоть открыто и не травили. Если, конечно, не принимать в учет едких замечаний по поводу ее бедной одежды. Но было и исключение. Огненно-рыжий хулиган Патрик, которому тогда исполнилось года на три больше. Уж он-то никогда не упускал возможности поставить подножку, толкнуть или даже ударить. Его боялись все. В тот день она не сдержалась и, после того, как в столовой он опрокинул ее тарелку с супом, пожаловалась инспектору. Патрик получил взбучку, а его дружки решили ей отомстить. Ее поймали, когда она шла домой. Двое мальчишек держали ее за руки, а третий принялся выкручивать ей нос. Внезапно он отлетел в сторону — как бог свят, метра на два. За его спиной возвышался верзила Патрик.
— Эй, ты чего? Это же она тебя заложила! А мы…
— А вы — трусливое дерьмо. Втроем напали на мелкую. Дерьмо, на которое ни один апаш не посмотрит с уважением. Слышь, мелкая, беги домой. И не боись — тут тебя больше никто не тронет.
Долгие годы потом Роза гадала, что послужило толчком к такому поступку Патрика. Но так и не нашла ответа. А потом спросить было уже не у кого — рыжего верзилу зарезали на ночной улице в драке.
То, что она испытала сейчас, было сродни тем чувствам, когда ее вечный обидчик вступился за нее. И точно так же, как и он, что-то подтолкнуло ее в спину по направлению к столу. Будто сломанная кукла, Роза подошла к мраморному подиуму и осторожно убрала с лица трупа простыню. Чуть не до крови закусила зубами указательный палец:
— Марианна? Марианна Корви? Боже мой…
Барон тихо подошел к девушке и обнял ее за плечи. В этот раз в его голосе не было ни капли обычного сарказма, только лишь тихое участие и тепло:
— Ты знаешь ее, дитя?
Роза закивала.
— У нее есть родственники?
В этот раз кивки были отрицательными.
— А близкие? Друзья?
Девушка судорожно вздохнула и вцепилась в руку Семитьера:
— Нет. Только я с нею и дружила. Она сирота, работала в прачечной… — именно сейчас Роза заметила, насколько странным образом простыня лежит на ее груди. — Ее… убил…
— Да, мон шер. К сожалению, да. Никто не в силах уже был ей помочь, даже само Провидение. Но я обещаю, что тот, кто это сделал с нею скоро будет пойман.
— Она была такой наивной и доброй…
Роза вспомнила, как они делили последний кусок хлеба в прачечной, смеясь над глупыми шутками. Марианна всегда улыбалась, даже когда ее руки кровоточили от щелочи. Теперь ее смех замолк навсегда, а вместо улыбки — оскал смерти. Она посмотрела Барону прямо в глаза. Взгляд ее был полон ненависти: