Вокзал жил своей жизнью. Здесь аристократы прощались с любовницами, уезжая в Гельвецию, а мигранты из Андалусии, сгорбленные под тяжестью узлов, выходили из деревянных вагонов, чтобы отправиться на зоаводы столицы в поисках заработка. Жандармы в синих мундирах патрулировали платформы, их шаги заглушали свистки паровозов, а в углах зала прятались клошары, выискивая объедки или оброненные монеты. Над всем этим незримо витала тень Ватикона: в нише у входа стояла статуя святого Лазаря, чьи каменные глаза следили за каждым, кто входил или покидал вокзал.
Машинист новенького паровоза, следующего, судя по табличке, в Лозанну, подгонял помощников, без устали таскающих ведра с водой для котла. Контроллеры, затянутые в форменные тужурки, проверяли билеты, впуская в вагон покидающих Галлию.
Гведе Семитьер занял свое место практически перед самым отправлением. Сделал несколько глотков из фляги, развернул утреннюю газету. Спустя час, когда поезд, разогнав пары, покинул границы очаровательного в своей простоте Фонтенбло, поднялся с мягкого кресла и направился к переходу между вагонами.
— Эжен! Какая встреча! — Барон радостно раскинул руки, будто приглашая своего знакомца слиться в объятиях. — А вы, стало быть, решили посетить благословенную Гельвецию?
Пухленький мужчина в сером костюме бросил на распахнувшуюся дверь купе испуганный взгляд. Утер пот, приложил руку к сердцу:
— Барон, разве можно так пугать? Эдак и оконфузиться недолго. Неужели у вас не получается выиграть пари, и вы покидаете Галлию?
Могильщик, не дожидаясь приглашения, уселся напротив Пети:
— Отнюдь, друг мой. Вы разве еще не в курсе? Вот, даже в газете написано: так, мол и так, сегодня ночью силами Управления общественной безопасности был пойман убийца, известный в Лютеции, как “Мясорубка”. В интересах следствия имя арестованного пока держится в секрете. Статья объемная, рекомендую к ознакомлению. Там, кстати, приведены неопровержимые улики, свидетельствующие о вине задержанного. По секрету — его зовут Тарик Фарид Хуссейн.
— Наверное, тяжелая была операция?
— Отнюдь. Практически без крови. А литр-другой кто будет считать? Да что я вам рассказываю, вы же присутствовали при ее начале. Жаль, не остались досмотреть до конца — было много интересного. Да и мне тогда не пришлось бы ранним утром тащиться на вокзал.
Эжен Пети нахмурился:
— Что вы имеете в виду, Барон?
— О, друг мой, я говорю о человеке, наблюдавшим за арестом господина Хуссейна из-за угла. Ему очень повезло, и он немного опоздал к действу. Поэтому он искренне надеялся на то, что в пылу драки его никто не заметит. Только он не обратил внимание на то, что с момента выхода из дома на рю Кюриаль за ним неотступно следовал мой дворецкий. И этот человек удивительно похож на вас, Эжен!
— Вы несете какой-то бред.
Барон саркастически поднял бровь:
— Неужели? Дорога нам предстоит долгая, так что уймите дрожь в руках — она выдает с потрохами, насколько вы нервничаете. Хотите, я расскажу вам о том, почему я заподозрил, именно вас?
— Извольте! — Пети поднял с пола саквояж и неторопливо принялся расстегивать его. Гведе молча наблюдал за этим до тех пор, пока тот не запустил внутрь руку. Трость щелкнула и у кадыка толстяка замерла сталь шпаги:
— Поверьте, достать револьвер вы не успеете. Как и покончить с собой — ваш “благодетель”, как вы изволили называть его в своих мемуарах, попытался. Не вышло.
Пети испепелил Барона полным ненависти взглядом.
— С вашего позволения, я продолжу. Итак, первые мысли о том, что вы причастны к убийствам закрались мне в голову еще тогда, когда вы слишком рьяно поддержали пари с месье Мантенем и принялись убеждать меня, будто вероятность того, что убийства являются следствием неких ритуалов очень высока. Кстати, именно тогда же вы проговорились о том, что имеете доступ к оборудованию консервного завода. Жаль, я не обратил внимание на эту деталь раньше. Что ж, моя вина!
— Я всего лишь сказал, что почтарь может быть правым!
— Конечно. И решили подчеркнуть этот факт после убийства девочки. Вырезать хананейский символ было абсолютно глупым надругательством над телом несчастной. Хотя, после того, что вы с ней сделали, это меньшее зло. Но нет худа без добра. Если бы не подброшенная вами идея проверить алхимиков, мы вряд ли заинтересовались бы одним неприятным графом.