– Ты повторяешься, Зоя.
– Это ничего, Василий Петрович, сейчас важно, чтоб вы правильно меня поняли. Разговор у нас с Надей зашел о детях, и она посетовала, как трудно одной растить ребенка. Пришлось поддержать: – «Мне это хорошо знакомо, – ответила я, – сама через год после рождения сына развелась с мужем». – «Пил»? – спросила Надя. – «Нет, был комсомольским работником. В горкоме работал». – «На идейной почве не сошлись?» – «Вообще не сошлись». – «У меня тоже муж ответственным работником был», – махнула рукой Надя. – «А почему «был»?» – «Бросил нас и уехал». – «Куда?»
Надя пожала плечами и пошла на кухню за чашками. Маруся, дочь ее, тронула меня за руку и доверительно прошептала: «Папка нас не совсем бросил. Вы не думайте. Он иногда приходит к нам ночью. Потом опять уходит. Мама говорит, что никому об этом нельзя знать. Я только вам по секрету сказала, больше никому. Потому что умею хранить тайны». – «Молодец». – «А вы видели моего папку?» – «Нет, конечно». – «Вот он у меня какой», – разжала ладонь девочка, показав снимок «три на четыре» с изображением лица мужчины средних лет, ничем особо не примечательным, разве что большими залысинами.
Когда Надя вернулась в комнату, фотоснимок отца исчез в кармашке детского платьица. Мать отправила дочку во двор поиграть, сама же села напротив и с горечью сказала: «Знаешь, Зоя, мой-то, Григорий Матвеевич, бежал в Шанхай с большой сумкой государственных денег. Не хотела при Марусе говорить. Ох, не могу больше так. Вся душа истерзалась». – «Погоди, зачем ему надо было бежать? – спросила я. – Он же начальником был? Вам денег не хватало?» – «Хватало. Его специально подставили. Скажу – не поверишь. Ночью шел домой с дежурства. На него напали, оглушили, что-то вкололи, видимо, опиум… Он только и смог вспомнить, что утром очнулся в китайском борделе с двумя проститутками в постели. На столе фотографии – он спит в окружении голых китаянок. В комнату вошел мужчина, по манерам белый офицер, представился как куратор организации «Братство русской правды». Повертел в руках снимки, и сказал: «Этого вполне достаточно, чтоб сломать вам жизнь. Жена, увидев фотографии, подаст на развод, с работы вас не только уволят, но и посадят, как ответработника, а то и расстреляют за неблагонадежность. Вы же коммунист?» – «Чего вам надо от меня?» – спросил Перов. – «Во-первых, нам нужны деньги, во‐вторых, содействие в одном не сложном для вас вопросе. Сделаете все, как скажем, вернетесь в семью. Если нет, то убьем жену и дочь. А с вами пусть большевики разбираются. Не помилуют, уж точно».
Зоя глубоко вздохнула, посмотрела в глаза Рощину.
– Классический прием запугивания, рассчитанный на слабовольного человека, – вставил Рощин.
– Ну, да. Услышав такое, я не выдержала, – продолжила Зоя: – «Надя, но почему Григорий Матвеевич не сообщил в ОГПУ?» – «Согласна, глупо все вышло, но он испугался, что нас действительно убьют. Ему дали день на размышление, он похитил на работе инкассаторский мешок с деньгами, у него был доступ к кассе, и скрылся. Больше его никто не видел. Я с ним несколько раз встречалась. Он приходил поздно ночью. Говорил, что не знает что делать. Просил бежать с ним. Но куда я с Марусей побегу? Сил больше нет терпеть. Ко мне сюда приходили, наверное, из ОГПУ, я плохо поняла кто, расспрашивали про мужа, даже обыск устроили, но я сказала, что сама хотела бы знать, куда он пропал. Не врала, действительно ничего не знала, – упавшим голосом произнесла Надя и горько заплакала. – Первое, что сделают органы, когда схватят мужа – расстреляют его? Правда же?» – «Не расстреляют. Но так он сам себя под расстрельную статью подведет», – ответила я. – «Ты-то что в этом понимаешь?» – «Понимаю. Слушай меня, Надя!» – «Ну, слушаю, что ты мне хочешь сказать?»
Тут я раскрылась: «Надя, я скажу тебе то, что говорить не должна. Хочу, чтобы ты мне поверила… Я из госбезопасности…»
Когда Зоя закончила свой отчет, Рощин встал, закурил папиросу и устало сказал:
– Я так и знал, что ты ей раскрылась. Этого и боялся. Нельзя с объектом разработки сближаться настолько, чтобы он тебя раскрыл, а тем более раскрываться самому. Теперь, если что-то пойдет не так, нас обоих арестуют как предателей, врагов народа. Правильно, между прочим, сделают. Скажу больше, даже если все кончится хорошо, но о твоих действиях узнают, то нас снимут с работы и на пушечный выстрел к органам больше не допустят. Повторяю, это в самом лучшем случае. Теперь скажи на милость, как предлагаешь с тобой поступить?
– Дайте возможность завершить операцию. Дальше поступайте так, как посчитаете нужным.
– Зоя, у нее муж, понимаешь, преступник. Она ему – жена. Муж и жена – одна сатана. Слыхала поговорку? Она в любом случае будет держать его сторону – сторону отца своего ребенка. Кому ты доверилась?