– А?.. – заикнулся Иван и тут же осекся, сообразил – из-за неприятностей, которые будут, если прознают, что князь помог ему сбежать.
– Мир хотел тебе показать! – Юрий Александрович ударил кулаком по стеклу. – В Париж свозить, в ту же Италию! А теперь придется до конца дней в имении прятать. Валериан сдохнет, а ориентировки на тебя останутся!
Княжий удар произвел неожиданный эффект. Башня содрогнулась, лифт заскрежетал, не доехав до земли, и остановился. Второй взрыв с клубами дыма выбил часть стены, на стеклянную кабину обрушилась лавина осколков – металл вперемешку с бетоном. Одна из стен хрустнула, покрылась слоем трещин.
– Вышибай! – заорал Юрий Александрович. – Не врал Мирза, угнали и напали!
Выход пробивал Иван, а прыгнул вниз вторым, следом за князем. Тот приземлился неудачно – перекатился, уткнулся лбом в обломок балки и затих. Иван поднял князя с земли, молясь, чтоб лицо мокло кровью из-за царапины, понес, слушаясь Пантелеича:
– Три квартала вперед, там, за кафе, на стоянке, запасная машина!
Взрыв – груда обломков – жадный треск пожарища – выстрелы – взрыв – пыль – гарь. Что-то ударило в бок – тупо, больно. Иван пошатнулся, но устоял – не время раскисать, драгоценная ноша на руках. Князь застонал, дернулся.
– Сейчас, уже-уже, сейчас… – приговаривал Иван, укладывая его в джип.
– Сам садись! – подстегнул криком Пантелеич, севший за руль. – Валим, пока обломками не засыпало!
Джип рванул вперед, сбивая шлагбаум. На стоянку хлынул водопад из стекла и бетона.
– Что там с Юрой? Перевяжи, – лихо выворачивая на встречную, крикнул Пантелеич.
Иван достал и разорвал индивидуальный пакет, провел салфеткой, стирая кровь.
– Только кожу рассек. Сейчас я…
– Не надо ничего, – зашевелился князь. – Сами-то целы?
– Я в норме, – отрапортовал Пантелеич.
– А ты?
Иван пощупал бок – мокро, больно. Соврал: «И я в норме». Чтобы не беспокоился князь. А потом обернулся, глянул в заднее стекло на «Свечку Богородицы» и обомлел, забыв о ране. «Свеча» горела, зияя некрасивыми дырами. Удар – взрыв…
– Мирза предупреждал, что террористы собираются передвижные ракетные комплексы захватить, – простонал князь. – Вот и захватили.
– Предупреждал? – переспросил Иван, у которого почему-то начало темнеть в глазах.
– И я начальство предупреждал. Только никто не поверил. Хорошо, с Трофимом заранее о вертолете договорился. Вырвемся. Заберут.
Иван откинулся на сиденье. Грохот и взрывы отдалились, словно кто-то прикрыл окно на шумную улицу. Пантелеич что-то сказал про вертолет, князь убрал салфетку ото лба, позвал: «Ваня! Ваня!» Впереди загорелось складское здание, ветер погнал клубы дыма по дороге. Черный дым мгновенно пробрался в машину и заполнил салон.
«Странно, – подумал Иван. – Темно, а запаха нету».
…Потолок был ровным, белым, как христово яичко, готовое к покраске. Иван пошевелился, принюхался. Пахло розами.
«Неужто в рай попал? Нет, не пустили бы».
– Очнулся, касатик?
Пантелеич оторвался от планшета, взглянул на Ивана – сквозь розы, стоявшие на тумбочке возле кровати.
– А?..
– Мы уже извелись. Врачи сказали – рана пустяковая. Для такого медведя, как ты. Зашили, наркоз правильно отмерили. А ты почему-то в себя не приходишь. Я Юрочке уже сообщение сбросил, он сейчас приедет. Эй-эй! Лежи смирно, не поднимайся!
Потолок завертелся и потемнел.
Второй раз Иван очнулся на закате. В обществе потолка, роз, Пантелеича и Юрия Александровича, спавшего в кресле. Иван долго смотрел на задравшуюся штанину, носок, полоску кожи и черный туфель. Князь скорчился в кресле, поджав ноги, лежал щекой на кулаке и выглядел, как ангел. Ангел с маленькой, почти зажившей царапиной на лбу.
– Юра, голубчик! – позвал Пантелеич. – Просыпайся, а то он сейчас опять сомлеет и не поздороваетесь.
– М-м-м?
– Ваня очнулся!
Юрий Александрович взвился, ужом проскользнул на край кровати, сел, упирая лоб в лоб. Иван привычно замер – «будут ругать, не будут?» Князь лбом посильнее уперся и быстро-быстро заговорил. Говорил о пожаре, сглодавшем «Свечу» до остова, о сгоревшем Валериане, о «вольной», которую получит Иван, потому что его признали негодным к действительной службе. О том, что Иван теперь не только вольный, но и вдовый – бывшего его барина и жену отравил кто-то из дворни, отомстив за измывательства. Говорил о Париже – дался ему этот Париж! – и о каком-то далеком городе Дании, где сначала надо переспать, а потом жениться. То есть, переночевать, а свадьба на следующий день.
Зачем князь рассказывает о своей женитьбе, Иван догадался – чтобы холоп надежд не питал. И ведь не питал, а почему-то обидно стало, аж глаза защипало.
Первым обиду заметил Пантелеич. Сказал:
– Юрий Александрович, притормози. Он ничего не понимает. Он о том, что есть страны, где мужики женятся, и не догадывается. Ты ему постепенно свои планы объясни, с историческими экскурсами.
Князь замолчал, только в глаза смотрел, да по щеке гладил. Иван о ладонь потерся, спросил:
– Получается, я зря графа ножом в яйца тыкал, и так бы все сгорело?
– Может, и сгорело бы, – подумав, ответил Юрий Александрович. – Только и мы бы сгорели. С восемнадцатого этажа не выпрыгнешь, это тебе не лифт неподалеку от земли. И вертолет бы не вызвали. Террористы, кроме ракетных комплексов, джеммер захватили, который блокирует все радиосигналы. Аккурат возле «Свечки» стоял. Пантелеич позвонил, а следом связь отрезало. А не улетели бы… ты бы точно кровью истек. Или расстреляли бы нас на выезде из города.
– Значит, не зря согрешил.
– Не зря, – уверил его князь и снова лоб в лоб уперся.
Иван подумал, что женитьба, наверное, не завтра, и несмело потянулся за поцелуем. Пантелеич нахально запечатлел сие действо на айфон.
– Ты маменьку как-нибудь деликатно подготовь, – попросил Пантелеича князь, устроился поудобнее и по-хозяйски поцеловал Ивана, заставляя забыть о сгоревших свечах, внезапном вдовстве и даже о вольной. С Юрием Александровичем и в неволе хорошо было, а как без него на воле жить – бог весть.
– Не сомневайтесь, сделаю все в лучшем виде, – пообещал тот и вышел за дверь.
…Пост вышел в русский топ за пятнадцать минут. Названием Пантелеич не озаботился, просто поставил три точки. Да он и текстом не озаботился – вывесил три фотографии и прикрепил голосование.
На первой фотографии князь Юрий Александрович и Иван соприкасались губами, прячась за пышной алой розой. На второй – упоенно целовались без всякого цветочного обрамления. Третье фото показывало читателям валявшийся на линолеуме черный туфель и скомканный носок.
Многовариантное голосование предлагало три пункта:
«Юрочка хорош!»
«Ванечка пригож!»
Лидировала третья, синяя полоска, под словами: «Честнымъ пиркомъ да и за свадебку!»
Пантелеич лениво отслеживал комментарии, дожидаясь одного-единственного пользователя ЖЖ, чье мнение его действительно волновало. Княгиня Оболенская появилась в треде через час, сияя кошачьей аватаркой, и гневно написала: «Пантелеич, быдло ты неотесанное, ты меня как-нибудь деликатно подготовить не мог?»
«Не обучен, барыня!» – принимая игру, ответил он, и приготовился к длинному обмену комментариями, в которых княгиня будет обещать ему порку на конюшне, а он – униженно вымаливать прощение.
Вольную Пантелеич получил, когда Юрию Александровичу стукнуло четырнадцать лет, но в сети – а частенько и в реале – предпочитал прятаться под маской крепостного. С холопа-то какой спрос?
Во второй вкладке Пантелеич просматривал входящие сообщения, выбирая рекламодателя для следующего поста. Авиакомпанию, соблазнявшую его бесплатными билетами в Данию, он отверг щелчком мыши.
«Тиффани» с новой серией мужских обручальных колец привлекали больше.
«Ванечка же у нас бриллиант? – спросил себя Пантелеич, и сам себе ответил. – Бриллиант. Только неограненный. Так следующий пост и озаглавлю: «Бриллианты красноречивее любых слов».