Пенку можно есть всласть, а у нас с самого утра горка блинов на окошке стоит. Вот мы и тягаем, когда матушка отвлечется.
По очереди сменяемся, потому что другие работы никто не отменял. Пока одна у скотины убирает, вторая воду таскает, третья косточки вынимает. А четвертая в поле сегодня помощницей от двора ушла.
Когда подходит моя очередь, солнце уже начинает клонить к закату. Сажусь на ступени и принимаюсь быстро орудовать булавкой, сбрасываю готовые вишенки в большой чан. Горка косточек тоже множится, а я руками работаю и мечтаю.
— Посмотри-ка, Верка, что за шум там?
Откладываю булавку и бегу к изгороди, чтобы узнать, кто кричит.
Голосят соседские бабы, и чтобы понять что-то, приходится бежать до колодца, где начинают собираться соседи. Ковыляет старик глухой, опираясь на клюку. Я его обгоняю и успеваю услышать страшные новости.
— Напали…
— Порезали…
— Ой, люди добрые!
— Ох, пропало всё… Пропало…
Со всех сторон несутся голоса, а я уже бросаюсь к спешащей навстречу матушке.
Волки напали на стадо, порезав коров. Ужасно! Так страшно! Среди бела дня!
Кто с палкой, кто с серпом, кто с граблями или ведрами, толпой бегут в поля. Далеко бежать, да по пыли. Но вдруг нужна помощь?
Все бегут, и мы бежим. Одни Варя с Марусей остались на хозяйстве.
Меня у последних домов подхватили сильные руки. Сережа посадил впереди себя на коня, и полетел вперед среди других мужиков. Как вихрь ворвались на поле, да чуть не свалились, когда наш конь захрапел от страха.
— Не смотри, — пытается отвернуть меня любимый, но я уже выхватываю страшные картины, которые надолго осядут в памяти.
Никогда раньше не было такого, чтобы звери нападали при людях. Задрали и собаку, что пыталась спасти чью-то кормилицу. А всё баре… Они виноваты!
Со слезами прижимаюсь к груди Сергея, пока люди осматриваются в шоке. Еще непонятно, в чей дом пришла беда, а кого обошла стороной. Но скоро мы узнаем, что и нашей бурёнушки не стало.
Со слезами выплескивается злость на тех, кто решил, что забава важнее всего. Новый хозяин земель устроил в лесу охотничьи угодья, загоняя диких зверей. Вот они и подались к селу ближе, от злобы людской спасались да мстили за то, что свободу их ограничили.
Много бед простому люду натворили, много… С десяток дворов остались без своих кормилиц, ведь малым деткам завсегда молочко свежее нужно. Да и от хворей многих оно помогает.
— Мне страшно! Страшно! Мне кажется сейчас, что я их ненавижу!
А Сережа гладит по спине, успокаивая, да глаза его темнеют. Он тоже не принимает тех, кто силой и властью умет решать, кто думать не хочет наперед, что дела принесут, кто живет только ради веселья.
Глава 10.
Довольным выглядит Фёдор. Стоит в стременах, сжимая ногами упругую спину коня. Конь хрипит, рвётся дальше мчать по лесному массиву, догоняя, но крепко держит хозяин.
Вглядывается через ветки на тех, кто плачет и кричит в соседних землях. Не успел еще скупить эти поля, но с Фёдора станется. Всех крестьян под себя подведет, кого не успел ещё.
С соседней деревенькой легко получилось. Первого же мальца поймал и узнал всё, что надо. Искал красавицу девицу, не нашёл там. Пришлая, говорят. Залетная.
А он подумал и уразумел, что больше не откуда. Поэтому и гнал волчью стаю, хотел посмотреть, как сбегутся все. Не рассчитал, что порежут домашних животных, но тем лучше. Для него, конечно, лучше: на поклон придут, а он поможет. Он же не зверь какой! Обязательно поможет, а в обмен… В обмен одного хочет.
Одну.
Её.
Девку ту со странными глазами, что закрывалась от него, словно Дьявола увидела. Может, и увидела, да сам Фёдор себя таковым не считает. Церковь посещает исправно, жертвует, сколько нужно. Пред иконами стоит и смотрит мимо них. Не верит он. Душа его противится вере общей. Не понимает он, почему все просят и лбы о пол бьют, ведь самому надо за свое бороться.
Он-то знает. С младых лет знает, что никто, кроме тебя самого не поможет.
Вот и сейчас только он — он сам — повернул так, что девка к нему придет.
Мог взять просто. Мог! В лесу бы и бросил, но рука не поднялась. В груди печь начинает, стоит вспомнить красивое лицо да очи ясные, да косу длинную и рубашку нательную, что льнула к молодому телу. Худа и болезненна, но сила внутри великая сидит. Фёдор, как хищник, чует это. И тянется к ней, к силе этой. Приручить хочет.