— Хватит. С нею хватит, — уверенно парирует другу и поднимается, с хрустом вытягивая спину. — Учителя выпишу, чтоб счёту да грамоте обучил. Этикету ещё.
— Да французскому не забудь.
— А французскому сам обучу.
Обучить Фёдор может, Архип не сомневается. Только что это будут за уроки? Розгами да плетью знания не вобьешь, но он потом поговорит с другом. Убедит.
Отчего-то жаль становится странную девчушку. И друга жаль, хоть и рад за него всем сердцем, да предчувствие дурное одолевает.
Впрочем, всему виной, быть может, наливка…
Крепкой получилась. Терпкий вкус обжигает горло, разгоняя моментально кровь, а вот голову делая ясной. Странное действие, за что и любит Архип это местечко, куда Графов уединился, покинув службу.
Хорошо здесь, покойно. Тихо да мирно течёт жизнь, природа красивая. Даже сейчас, занятый заботами друга, Архип нет-нет, да глянет в окно, чтобы полюбоваться цветами, что пышными кустами раскинулись под балконом.
И никто из них не думал о том, что недолго той красоте оставаться спокойной и нетронутой. Скоро, очень скоро, гнев Фёдора снова вырвется наружу… Недолго ждать осталось…
Глава 13.
— Душа моя, Верушка, — шепчет Сергей, прижимая к своей груди мои руки. — Не плачь, прошу тебя! Не плачь. Скоро пробегут дни, и навсегда вместе будем.
Покорно киваю, льну к груди любимого, а саму тоска одолевает. Страшно мне!
Ещё взгляд тот тёмный преследует, стоит сомкнуть веки. Сердце бьется пойманной птичкой, да знаю я, что назад ничего не отмотать.
— Ясочка моя, я же вернусь к тебе. Аккурат перед праздником сватов зашлю, матка твоя слова не скажет. Всё по традициям сделаю. И денег на первое время будет, чтобы дом справить.
Сергей правильно говорит, мудро. Его деду хороший заказ предложили, вдвоих идти в город надо. В разгар сенокоса каждая пара рук наперечет, но со старостой свой уговор, да в доме ихнем <да-да, так не говорят сейчас, но мы помним, что Вера наша толком читать не умеет> тоже свои правила. Раз отпускают, надо идти. Для нашего будущего надо.
И я покорно поднимаю голову, глотая непролитые слёзы.
— Только... Только ты возвращайся скорей, — единственное, о чём прошу. — Не забывай меня.
Серёжа улыбается так, что внутри загорается тёплый огонёк, и целует сладко и долго.
Пусть смотрят неодобрительно невольные свидетели, пусть хмурят седые брови бабки-сплетницы... Есть те, кто рад за нас, и это главное. Мы почти муж и жена перед людьми, значит, нам можно.
В молчании стоим недолго, а потом любимый начинает удаляться.
— Ждать тебя буду, — смотрю ему вслед и шепчу еле слышно.
А он… Как будто бы слышит, разворачивается резко и подбегает ко мне. Целует ещё раз в губы и просит:
— Жди. Всегда жди, ясочка моя.
Уходит также торопливо, как вернулся. Вскоре слышу окрик коня и стук копыт по высохшей земле.
— Давно уж дождя не бывало, — задумчиво прищуривается жена старосты, что стоит в сторонке от всех. Не ладят с ней наши бабы, а она не стремиться сближаться. — Ты, Верка, счастливая. Такая любовь раз в жизни бывает, сбереги её. Да мамку свою уговаривай, чтобы согласие дала. Не каждой по чувствам даётся шанс замуж пойти. Не каждой, Верка…
Смотря в ясное небо, старостина жена уголком платка оттирает выступившие слёзы. Все знают, что её на откуп в семью старосты отдали. Никто не знает только, что между отцами семейств произошло, а только появилась она в селе в качестве жены дородного мужика.
Я-то маленькая была, а и то помню, как бабушка жалела её. Потом уже, как сказку, нам рассказывала, что влюбилась та девушка в чудовище, и превратила чудовище в хорошего мужа.
До избы, на пороге которой мама уже высматривает меня, уперев руки в бока, бегу, сбивая пятками пыль. Опять огорчила тем, что сбежала поутру, и опять жду наказания.
Смиренно принимаю ругань и приказ отправляться чистить задний двор. Мне и самой хочется побыть одной, а тяжёлой работы руки не боятся. Чищу, выношу, подметаю, намываю корыта, заполняя ледяной колодезной водой.
Рассыпаю по полу прошлогоднюю солому, чтобы овцам да свиньям мягко было спать. Набрасываю побольше сухой травы туда, где раньше стояла наша кормилица. Любила я спрятаться у неё, побыть в тепле. Скучаю без неё, и все скучают. Тяжело нам, а той крынки, что отец Сергея приносит, Марусе да батюшке хватает только, и чуть остается для каши или блинов.
***
— Посмотри на меня, — тяжёлый чужой голос врывается в сон, и я просыпаюсь, давясь криком.