Не радуют его конные прогулки, не развлекают девки, которых пачками таскает приказчик. И охочих до развлечений… И забитых, сжимающихся от страха. Ни на одну не глядит Феденька, во снах зовёт полюбившуюся ему болезную крестьянку.
— Больная она, Фёдор. Худа да бледна, — увещевает друг, но Графов рукой машет.
Не ожидал Архип, что хворь любовная одолеет друга, посему радуется, когда находит Графов для души занятие.
День занимаются, обливаясь потом, второй… А на третий запал пропадает. Вяло машет шпагой Фёдор, больше механически. Из глаз исчез азарт.
Седлает тогда Архип сам коня, не дожидаясь конюха, и едет в край деревни, где живёт зазноба друга.
Везёт Архипу: застаёт во дворе женщину, измученную да уставшую, но не потерявшую былой красоты. Ловко ворочает хозяйка огромный таз, добавляя в него спелые ягоды. Хитростью да ласковыми речами выведывает для друга о девке болезной много интересного. Что худа она в бабку, которую в селе любили и уважали. Мать-то хоть и щурится, но на вопросы отвечает, а Архип запоминает, в уме складывает, чтобы другу передать.
На прощание осматривает чистый дворик и, запрыгнув на коня, переходит на рысь. По дороге не любуется природой, а думает, что мать у девки простая да жадная, с такой легко будет сговориться.
Так и выходит. Фёдор, прознав, где побывал Архип, сам собирается боле не откладывая желаний. Не хочет он девку как пленницу держать, хочет благами одарить, драгоценностями осыпать. Барыней сделать хочет, в свет вывести. Своей хочет сделать, чтобы на него только смотрела.
А уж он заставит. Не лаской, так силой заставит, от чего нутро всё огнём полыхает в ожидании.
Следующим утром, встретив зарю на опушке лесной, скачет Фёдор Графов к дому Верушки. Имя-то какое нежное, невесомое! Нравится ему повторять про себя девичье имя, словно заранее уже приручать начинает.
Матка встречает его ласково. Улыбается, угощение предлагает. Но разве ж за угощением прибыл барин? Дочку ему подавай!
Выводит женщина дочерей своих. Мнутся в сторонке. Одна лишь сарафан руками разглаживает и косу толстую через плечо перекидывает. Но нет среди них той, за которой Фёдор приехал.
— Ещё одна где? — сверкает очами, что готовы метать молнии.
Зол барин, растерян. Не мог он ошибиться, здесь зазноба его живёт, видел же, следил даже.
— Верка где? — шикает мать, и та, что косой крутила, убегает за дом.
— Сейчас будет, барин. Извиняемся мы. Проспала она, ленивая Верка у нас.
Не верит Фёдор. Подмечает, как одна из сестер смотрит в спину хозяйки недобро. Да и сам же наблюдал сколько раз издалека: ловко и споро любая работа у девушки идёт.
— Сколько хочешь за дочку? — любые деньги готов отдать Графов, чтобы только утолить тоску свою, съедающую изнутри.
— Не жениться ж берешь, барин, — усмехается мать, утирая рот двумя пальцами. — Позабавишься, да назад вернешь, а нам позор такой…
— Сколько? — не слушает, жадно всматриваясь в сад, где мелькают два светлых пятна.
Всё ближе и ближе, силуэты уже видны. Коса золотистая показывается, и Фёдор брови хмурит, поторапливая с ответом.
— А корову хочу, барин!
— Двух утром приказчик доставит, — решает барин. — Но девку сейчас забираю. Сразу.
— До́бро, — мать и не думает возражать, резко махнув в сторону заревевших дочерей. — Как надоест, возвращай. Примем, чай не чужая она нам.
Всё равно Фёдору, что бормочет женщина. Перед ним всё вдруг расцветает, а в груди начинает биться замершее до этого сердца.
Вера. Верушка.
Стоит девушка, зажмурившись, прячет руки в широкую юбку. От него пытается отгородиться, назад отходит, но разве ж отпустит он её теперь?
Разве же сможет отпустить?
Глава 15.
Вырываюсь из стальной хватки, но только сильнее сдавливают кожу мужские пальцы.
Матушка равнодушно смотрит на то, как ужасный барин перекидывает меня через седло и сад запрыгивает на коня.
Боже милостивый, он же меня как пленницу… как доступную девицу перед всеми. Кричу и вырываюсь с новыми силами, но он давит на рот, заглушая звуки. Ладонь пахнет лошадиным потом и чем-то непонятным, воздуха не хватает. Бьюсь, кусаю и… Проваливаюсь в странную черноту, где ничего не вижу больше и не чувствую.
Сколько так провожу времени, не знаю. Глаза открываю в незнакомом месте. Вместо привычного сеновала — постель. У постели как будто стол, на котором горит свеча. И он — тот ужасный человек. Он сидит рядом, не мигая наблюдая за ровным пламенем.