Вдыхаю глубже и сразу же закрываю глаза, чтобы не видеть. Хочу не слышать и не чувствовать, но это мне не по силам.
Лба касается грубая ладонь, на смену ей кожу приятно холодит мокрая ткань. Догадываюсь, что мне накладывают повязку, которой матушка раньше отгоняла жар, если кто-то из нас хворал зимой. От повязки и сейчас приятно пахнет мятой. Она успокаивает, но не сейчас… Мне по-прежнему хочется кричать, только нет сил даже вновь поднять веки.
— Очнулась? — чужой тихий голос звучит глухо и словно бы издалека.
— Спит.
— Третьи сутки пошли, Фёдор. Тебе бы самому прилечь.
— Позже. Когда легче станет, успею належаться. Прикажи подать свежего кофею, да покрепче.
— Сам сделаю, спят все.
— Разбуди, — равнодушно отвечает тот, что ближе.
Тот, что схватил меня и привёз, как вещь. Тот, что снился мне в страшных кошмарах…
Продолжаю прислушиваться к шорохам и звукам. Слышу стук в дверь, звяканье посуды на подносе. Вздох и новый звук, словно что-то стукнулось о стекло.
Осторожно вдыхаю странный аромат. Пахнет горечью, но приятной. Так пахли руки, которыми закрывали мой рот. Но тот запах вызывал отвращение, а этот — насыщенный, острый — вызывает желание вобрать его глубже. Оседает на губах, которые я тороплюсь облизать. Язык не слушается, во рту всё пересохло и кажется чужим. Пытаюсь поднять голову, но стоит оторвать её от подушки, она, как приклеенная, падает обратно, а меня вновь забирает темнота.
Новое пробуждение случается днём. Разлепляю ресницы со стоном и в первый момент жмурюсь от солнечного света.
— Проснулась, барин! Проснулась!
Громкий голос неприятно отдаётся эхом в больной голове, а затем тело стремительно теряет опору.
— А-ах, — выдыхаю, хватаясь за воздух, но всего лишь оказываюсь сидящей.
Фёдор Графов лично подкладывает под спину подушки, не позволяя позвавшей его девушке приблизиться ко мне.
— Душа моя, Вера, — берёт мою ладонь и поднимает в своей руке, касаясь губами пальцев. — Очнулась. Как же ты напугала меня, девочка.
Нет! Трясу головой, дёргая руку. Нет!
Это сон! Страшный сон. Сейчас я закричу, проснусь, и Варварушка меня обнимет и успокоит.
Но сколько не дрожу, ничего не меняется. Фёдор так и стоит рядом, рассматривая меня с улыбкой. Его лицо осунулось и приняло ещё более страшное выражение. Не столько лицо, сколько взгляд. Безумный, пугающий…
Нет, я не хочу!
Плачу, но слёзы остаются внутри.
— Сейчас обмоемся, переоденемся и надо пообедать. — Фёдор отводит от меня чёрные глаза и грубо приказывает: — Распорядись, чтобы сюда обед подавали, да поживее!
— Я… не хочу, — выдавливаю сипло, закашливаясь.
Он же не будет сам… помогать мне умываться и переодеваться?
Догадываюсь посмотреть на себя и снова забываю дышать: вместо сарафана на мне длинная белая сорочка.
— Вы…
Барин склоняется ниже, обхватывая подбородок пальцами. Поворачивает моё лицо так, чтобы лучи солнца падали в глаза, заставляя прищуриться.
— Только я… Запомни, Вера, только я имею право прикасаться к тебе.
Изо всех оставшихся сил сжимаю кулаки и мотаю головой в надежде не видеть и не слышать. Пересохшие губы шепчут молитву и небес слышат меня. Та спасительная темнота забирает с собой, давая небольшую передышку.
Но всему хорошему приходит конец, и мне приходится вернуться на грешную землю.
В этот раз рядом у изголовья сидит нарядно одетая женщина, сжимающая в одной руке книгу, а в другой изящную чашечку. Нос улавливает уже знакомый горьковатый запах.
«Кофе», — догадываюсь и пытаюсь отвернуться. Женщина меня пугает ещё больше, чем барин. В памяти возникают путаные образы. Кажется, это мать Фёдора Графова. Он похож на неё, а ещё я однажды видела её портрет в церковной сторожке, когда болел батюшка. Саму барыню никто не видал даже на службе. Поговаривали, что у нее есть собственная часовенка, в которой она может молиться в любое время.
— Шевелишься? Значит, жива, — с интересом тянет женский голос. Он в отличие от внешности приятный. — Не знаю, какую игру затеял мой сын, притащив сюда обычную дворняжку…
***
После странной фразы барыни прошло семь дней. Я считаю дни, заплетая внизу свисающую на шторах бахрому. О том, что эти странные нитки так называются, мне подсказала Клавдия. Эта добрая женщина следит за порядком в доме, раздаёт приказы слугам и приносит мне еду.
Есть не хочется, но я через силу заставляю себя пригубить бульон и отщипнуть кусочек мягкого хлеба. Если стану отказываться, барин придёт, и будет кормить сам…