Не ведает девчушка та, что пройдут года и вместо счастливого смеха поселится в её душе тоска. Тоска по тем временам, когда она умела радоваться каждому дню.
— Вера, Верушка, — барин зовёт.
Не могу повернуться на его зов, продолжая стоять и смотреть перед собой. Так желаю сейчас провалиться в черноту, которая спасти может, но и она предаёт меня.
Священник говорит слова молитвы, которые каждый повторяет за ним. Одна я молчу, продолжая просить Отца нашего сберечь душу моего Серёженьки. Сейчас я больше всего на свете боюсь, что придёт он…
Ждала его, ждала раньше… Когда ещё можно было сбежать. А теперь боюсь за него. Так и дрожу, как от холода, хотя и бросает тело в жар. Особенно сильно проступает дрожь после слов святого отца, что жених может поцеловать невесту…
Поцеловать… меня?
Фёдор осторожно откидывает фату, что лицо моё от всех прятала, и долго смотрит на меня, пронзая своими чёрными глазами насквозь. В его взгляде сплелись нежность и жажда, от которых подкашиваются мои ноги.
Я не хочу их! Не желаю! Не надо…
Но сухие губы приближаются к моим, осторожно и трепетно лаская, пока я каменею от чужих прикосновений.
— Верушка… Моя… Наконец-то моя…
Покрывая лицо короткими поцелуями, Фёдор шепчет и шепчет что-то нежное. Понимаю, что нежное, но не могу ответить. Не могу и сжимаюсь в своём платье, словно может оно меня защитить.
***
Богатый каравай с красивыми узорами и румяными лебедушками сверху преподносит барыня, когда рука об руку мы выходим на солнечный свет. Глаза привыкают после полумрака, и я равнодушно рассматриваю яркие наряды гостей.
Барышни смеются, показывая на меня пальцем, но я скольжу дальше, уводя свой взор от тех, с кем теперь придётся встречаться.
Когда я лежала, Фёдор читал мне уклад дворянской жизни, поэтому я знаю о необходимости присутствия на балах и вечерах, о традиционных праздниках и встречах.
Тогда мне привычки высшего общества показались скучными, а сейчас кажутся противными. Зачем приезжать в чужой дом, если ты ненавидишь тех, к кому едешь?
Зачем улыбаться, глядя в глаза, а за спиной кривить рот и показывать, что разговор противен?
Серёжа называл такое поведение лицемерием. Я не понимала, что оно значит, а сейчас… понимаю…
Склоняюсь в поклоне, как того требуют правила. Откусываю маленький кусочек теста и через силу глотаю, припивая студёной родниковой водицей.
Фёдору подносят бокал с вином, но он отказывается, требуя воду, как у меня. Осушает до дна и с силой бросает о землю, чтобы разлетелось прозрачное стекло на множество осколочков.
Как сердце моё, которое созвучно разбитой красоте, остаётся лежать осколками на вытоптанной дорожке, когда мужнюю жену супруг ведёт в дом.
Теперь лей слёзы, не лей, а другой тропинки нет. Придётся забыть утреннюю росу и солнце ясное, что первыми лучиками гладило кожу, здороваясь. Забыть и шум лесного ключика, журчащий из расселины под пение птиц. Забыть запах хвои, нагретый и обволакивающий, когда идёшь по лесу, собирая в кузовок ягодки или грибочки.
Забыть и осеннюю листву, разноцветными пятнами украшающую природу.
И снег забыть, который ложится в ладони, чтобы скатать круглый снежок. А повечеру, прибрав скотину, можно устроиться в коровнике под боком кормилицы и помечтать, вдыхая запах парного молока и свежего сена…
От автора
МОИ ХОРОШИЕ!
ИСТОРИЯ БУДЕТ ЗАКОНЧЕНА ОБЯЗАТЕЛЬНО.
Я ТОЛЬКО РАЗБЕРУСЬ С ПЕРВОСТЕПЕННОЙ ЗАДАЧЕЙ, И ВЕРНУСЬ К ЭТОЙ КНИГЕ.
И ПЕРВЫМ ДЕЛОМ ПЕРЕИМЕНУЮ ЕЁ :)
Можно, кстати, предлагать варианты :)
Автор приостановил выкладку новых эпизодов